Настоящее счастье он узнал позже, много позже, спустя целый год. Именно в период работы над проектом «Стратофайтер». У него было постоянное место, интересная работа, и Трикси должна была приехать к нему сразу после окончания своего колледжа. Вот когда он — впервые в жизни — узнал, что значит быть счастливым! Любовь, казалось, удесятерила его силы, и он проводил на заводе по двенадцать часов, не обращая внимания на насмешки некоторых коллег, увидевших в новичке только желание угодить начальству своей работоспособностью. Когда закрывались помещения конструкторского бюро, он переходил в макетный цех, где на плазах расчерчивались и выкраивались части обшивки и на стапеле рос веретенообразный скелет первого экземпляра машины…
— Куда это вы уставились? — подозрительно спросил Делонг и оглянулся. — А-а, плакат разглядываете. Эта реклама была заказана для «Сэчьюрдэй ивнинг» и так понравилась боссам, что они решили тиснуть ее плакатом.
— Что ж, нарисовано хорошо, — кашлянув, сказал Фрэнк. — Наша птичка выглядит прямо красавицей.
— Они все — красавицы, — сказал Делонг. — Я еще не видел самолета — хорошего самолета, — который был бы некрасив. Можете мне поверить: всякий хороший самолет выглядит как мисс Америка.
— Во Франции нам показывали на редкость безобразный, — возразил Фрэнк. — Один из экспериментальных прототипов фирмы «Норд», выпущенный этой зимой. В плане он еще ничего, но сбоку — в жизни не видел ничего более гнусного. Как блоха, даю слово. Вот такой короткий и горбатый, просто не верится, что это сверхзвуковая машина.
— Или машина плохая, или вы в ней чего-то не поняли, — сказал Делонг. — Пива хотите?
Не дожидаясь ответа, он откупорил вторую банку и налил Фрэнку в картонный стакан.
— Если хотите увидеть по-настоящему красивую машину, — сказал он, — посмотрите на последнюю работу Мак-Доннела. Двухмоторный — эскортный истребитель, Ф-101 «А». Ровно год назад, двадцать девятого сентября, я присутствовал при его первом полете. Запомнил дату, потому что это день рождения моей сестры, той, что работает в Байресе. Я из-за этого испытания забыл послать ей каблограмму. Интересно, как она там сейчас. Я ей еще в июне советовал просить перевода в другое место. Хотя бы под предлогом климата, что ли. Я ведь чувствовал, что дело там кончится стрельбой. В этих проклятых странах только и жди неприятностей.
— Я не нахожу, сэр, — сухо сказал Фрэнк, — что Аргентина заслуживает названия «проклятой страны».
Делонг усмехнулся:
— Господи, не нужно понимать все так буквально. Я тоже знаю Аргентину и сохранил о ней самые приятные воспоминания. Во время войны я работал в Канаде, на заводах Авро, мы продали аргентинцам несколько тяжелых бомбардировщиков… Авро «Линкольн», если вам приходилось слышать, — разновидность английского «Галифакса». Так вот, один из них взорвался в воздухе, и я летал туда с комиссией экспертов. Это было уже под самый конец войны или даже после. Году, пожалуй, в сорок шестом. Мне понравилось, я даже подумывал остаться. Там красивые девушки. Правда, это соображение я в расчет уже не брал, но не заметить не мог. Очень красивые. Девушек там называют, если не ошибаюсь, «сенорита». Впрочем, кому я рассказываю! — Снова улыбка смягчила на мгновение сухое длинное лицо шеф-инженера. — У вас же была в Аргентине девушка, насколько помнится. Я еще писал о ней моей сестре, да? Что-то насчет визы? Конечно, конечно, теперь, припоминаю. Ну и как, она уже в Штатах?
— Н-нет, — сказал Фрэнк. — Мы с ней несколько… поссорились.
— Вот как? — Делонг посмотрел на него с сочувствием. — Это жаль. Впрочем, в молодости чем же еще заниматься, как не заводить подружек, ссориться, искать новых… Нет, Аргентину я обругал не со зла, вы неправильно поняли. Я сказал только в смысле политической нестабильности. Только в этом смысле. Я давно уже чувствовал, что этому парню Перону долго не усидеть…
Делонг со стариковской аккуратностью вытряхнул крошки из пластикатового мешочка, разгладил его ладонью, сложил и спрятал в карман; из другого он достал кисет и короткую изогнутую трубку и принялся ее набивать. Фрэнк, опустив голову, скручивал в жгутики обрывки целлофана и раскладывал их перед собой.
— Очевидно, — сказал Делонг, закурив, — он просто перестал нас устраивать. В этом все дело.
— Кто? — рассеянно спросил Фрэнк, пальцем подгоняя один целлофановый жгутик к другому.
— Мистер Перон, кто же еще.
Фрэнк поднял голову и посмотрел на шеф-инженера с хмурым недоумением:
— А когда он нас устраивал? И почему вы вообще думаете, что…
— Что в Байресе не обошлось без нашей помощи? Сынок, в моем возрасте привыкаешь смотреть на вещи более зорко. Когда-то Перон был нам выгоден, несмотря на так называемый «антиимпериализм», все эти истории с Браденом и прочее, — был выгоден как гарантия против красной опасности в южной части полушария. Он и еще этот чилиец — как его, Ибаньес? А когда Перон довел страну до того, что возникла опасность взрыва, — мы убираем Перона и, так сказать, приоткрываем предохранительный клапан. Обратите внимание, Хартфилд, это стало стандартом нашей политики в отношении всех диктаторов. Их используют как дубинку против красных, а потом выбрасывают. Легко и просто, а? Нужно только очень внимательно следить за манометром, потому что в случае чего первыми, кто воспользуется взрывом в своих целях, будут те же красные. Логично?
— Не знаю, я никогда об этом не думал. Пожалуй, то, что вы сказали, выглядит и в самом деле логично.