У черты заката. Ступи за ограду - Страница 204

204

Они выпили за то, чтобы «Хэрви» оказался на должной высоте, а потом Шийла стала вопить, что это в конце концов хамство — явиться по приглашению девушек и весь вечер торчать со стаканами в руках. Стали танцевать, но места не хватало, да и девчонки тоже перебрали. Фрэнк наступил на ногу какой-то рыжей. Такой рыжей, что она была похожа скорее на морковку, чем на редиску. Морковка истошно взвизгнула, он с достоинством сказал: «Виноват» — и снова пошел пить, поняв, что танцора из него не получится. Он стоял, пил, старался держаться прямо. Стив и еще кто-то пили вместе с ним, Рой в углу деятельно обхаживал одну из редисок.

Когда он увидел Трикси, весь хмель мгновенно испарился. Протрезвевши, он тут же понял, что это вовсе никакая не Трикси. Просто ему показалось. Она стояла в противоположном углу комнаты, спиною к нему, — волна темных, как у Трикси, волос, плечо, поворот шеи. Он так уставился, что, наверное, кто-то заметил и сказал ей, и она обернулась со смехом. Лицо как у всех, чуть вздернутый нос, яркие и полные губы. Но волосы! Она улыбнулась еще шире, встретившись с ним глазами, и отвернулась к своему собеседнику. Фрэнк тоже отвернулся, чтобы не видеть этих слишком похожих волос, но потом не выдержал и оглянулся еще раз. Черненькая опять смотрела в его сторону, загадочно улыбаясь. Ронда Халидэй отплясывала с Баттерстоном какой-то новый танец — сплошные прыжки и выверты.

— Здорово, скажешь нет? — одобрил Джонни-производственник.

Фрэнк спросил, из какого он цеха, оказалось — из холодной штамповки. Выпили за холодную штамповку.

— А танец непристоен, — мрачно объявил Фрэнк. Он бы такие танцы запрещал, не должна молодая леди выкаблучиваться подобным образом. Да еще перед всеми. Он смотрит на это так. Может, он — ископаемое, кто его знает.

— А что такого, — сказал Джонни, — ноги у нее о’кэй, почему бы и не покрасоваться такими ногами? Правда, сестренке своей я бы такое танцевать не позволил — это верно. Хотя она наверняка уже танцует. Они все теперь это танцуют, от тринадцати и выше. Рокинг, что ли, так это называется…

Появились бумажные карнавальные шапочки. Рой в красной феске и смокинге стал похож на турецкого дипломата. Энн Вандербилт нацепила трехфутовый колпак алхимика, украшенный кабалистическими знаками. К Фрэнку подошла черненькая, сказала: «Хэлло»; — и надела что-то ему на голову, общелкнув резинкой подбородок.

— Хэлло, — сказал Фрэнк, потрогал шапочку и на ощупь ничего не понял. — А вы сами? — спросил он у черненькой.

— Я и без украшений ничего, — сказала та.

— Верно, — согласился Фрэнк, наливая ей и себе. — Волосы у вас просто…

Она взяла стакан и поверх его края глянула на Фрэнка смешливо прищуренным глазом.

— Только волосы? — спросила она. — А остальное?

Фрэнк посмотрел и пожал плечами.

— Ничего, — сказал он. — На уровне.

— Не очень-то вы любезны, — вздохнула черненькая. — А жаль.

— Почему?

— Да так. Вы из того типа мужчин, на который я реагирую.

Она допила стакан, и кто-то увел ее танцевать.

— Ну и стерва, — восхищенно сказал Джонни. — Я бы на месте ее мужа…

— А у нее есть? — спросил Фрэнк.

— Говорят, есть, только где-то далеко.

— Ее зовут Джин?

— Джин, да. Джин Бакстер. Феноменальная стерва, но красива. Я ее видел в бассейне, с месяц назад. Можно подумать, рисовал Варга. Прямо хоть сейчас на календарь. Вам брюнетки нравятся?

Фрэнк кивнул и непослушными пальцами стал отвинчивать пробку с новой бутылки. Он хотел еще сказать, что брюнетки ему нравятся далеко не всякие и, во всяком случае, совсем не такие, как эта Бакстер, что если говорить всерьез, то ему нравятся не брюнетки вообще, а одна-единственная брюнетка, и вообще «нравится» — это не то слово, совершенно не то, но он ничего этого не сказал, потому что у него перехватило горло и застлало глаза. «А здорово же я сегодня насосался», — подумал он в эту секунду, а в следующую секунду сообразил, что и хорошо, что так получилось, так как здесь не время и не место для упоминания — хотя бы намеком — о Трикси Альварадо. Отвинтив наконец проклятую пробку, он стоял пошатываясь, слушая бульканье и плеск льющейся в стакан жидкости, потом перелил ее в себя, пошел по коридору и дальше, толкая двери, пока не очутился на воздухе.

…Как они оказались вместе — вышла ли она вслед за ним или уже была там раньше, — он так и не мог вспомнить. Она стояла спиной, положив руки на перила, и проехавшая машина на миг осветила ее фарами — темные блестящие волосы, — и он подошел к ней и положил руки на ее плечи, прохладные от ночной свежести, и прижался щекой к ее затылку, а она не пошевелилась и не сказала ни слова, и это уже была не она, Джин Бакстер, а та, другая, вернувшаяся вдруг из своего немыслимого и непреодолимого отчуждения и стоящая теперь рядом с ним здесь, под летящими осенними звездами Нью-Мексико…

— Решили мириться? — спросила она негромко, голос у нее был чуть хрипловатый и тон такой, точно она сдерживала смех. — А вам идет быть грубым, вам никто этого не говорил?

— Нет, — сказал он, отвечая сразу на оба вопроса, и сам спросил, стараясь выговаривать слова твердо и внушительно, почти строго: — Где ваш муж?

Она рассмеялась, коротко и так же хрипловато.

— Не беспокойтесь, он далеко отсюда…

— Что он делает?

— Сторожит наш благословенный свободный мир. Он служит в САК, понимаете? Летает с этой водородной штукой в кармане. Что еще вас интересует?

204