У черты заката. Ступи за ограду - Страница 218

218

— Нет, я этому скорее рад, — отозвался тот. — Я почему-то не сохранил о детстве особенно светлых воспоминаний. Вспоминать студенческие годы куда приятнее, особенно первые. Осторожнее, куда вы лезете под машину! — Он удержал ее, схватив за локоть; выждав, они перебежали на тротуар, и Хиль указал пальцем: — Идите туда — видите, где сплошное стекло? Занимайте столик и ждите. Я подойду через минуту, только позвоню в одно место…

Беатрис вошла в указанную дверь и села за столик. В баре, отделанном в подчеркнуто современном стиле, было прохладно и почти пусто. Бармен, спрятанный за развернутой газетой в углу стойки, выглянул поверх листа и вопросительно глянул на Беатрис — она сделала отрицательный жест, бармен кивнул и снова спрятался. На стойке, рядом с батареей миксеров, стоял телефон. «Странно, что Хиль пошел звонить из автомата», — подумала Беатрис.

В этот момент он сам вошел в стеклянную дверь, поздоровался с кем-то за столиком, по-приятельски окликнул бармена и на ходу заказал что-то, не посоветовавшись с Беатрис.

— Ну как, нравится здесь? — весело спросил он, усаживаясь за столик. — Здорово отделали, собаки, можно вообразить себя где-нибудь в Кайо-Уэсо. Кстати, как поживает ваш янки?

— Жив, насколько я знаю. Дон Хиль, нескромность за нескромность, — кому это вы ходили звонить по телефону? Можно ведь было отсюда, правда? Уходят в таких случаях только, если разговор секретен. У вас завелась возлюбленная?

— Мне было тринадцать лет, донья инфанта, когда у меня завелась возлюбленная. Так что вопрос несколько запоздал, по крайней мере в этой форме. А вообще — почему вы думаете, что у меня не может быть личных секретов?

— О, разумеется, могут быть! Кстати…

Беатрис замолчала — подошедший официант поставил перед ними рюмки и налил их, предварительно показав бутылку. Что значилось на этикетке — Беатрис не увидела, так же как не разобрала она и вкуса темного напитка, когда следом за Хилем подняла рюмку и отпила глоток. Сердце ее страшно колотилось, словно от исхода этого разговора что-то могло измениться в ее жизни.

— Что «кстати», донья инфанта? — спросил Хиль, поставив рюмку.

Беатрис весело рассмеялась.

— О, я вас сейчас поймаю! Знаете, что мне рассказал Ретондаро? Да-да, про вас! Он говорит… — Беатрис понизила голос и продолжала дурашливым тоном школьницы, поддразнивающей подружку: — Он говорит, дон Хиль, что вы влюблены в какую-то вдовушку, во всяком случае принимаете большое участие в ее судьбе…

— Второе более точно, — сказал Хиль. — А этот Ретондаро, оказывается, порядочный сплетник, не мешало бы отпилить ему еще и язык.

— Не нужно, какой же он адвокат без языка. И потом он не виноват: лежать ведь скучно, сами понимаете, а на разговор о вас навела его я, нарочно, мне было интересно узнать о вас побольше. На правах старой знакомой, не правда ли? — Беатрис рассмеялась и снова поднесла к губам рюмку. — Так расскажите же об этой вдовушке, дон Хиль. Она красива?

Ларральде смотрел на нее и улыбался, а глаза его были совсем серьезны; Беатрис встретилась с ними и быстро отвела свои.

— Да, она красива, — помедлив, ответил Хиль. — А еще что вы о ней знаете? Что вам говорил Пико?

— Ничего! — Беатрис беззаботно пожала плечами. — Так, упомянул вскользь… Вы, кажется, искали для нее дом?

— Да, искал.

— Вот как… Оказывается, иногда вы все-таки умеете быть кабальеро… Здоровье вашей знакомой!

Беатрис подняла рюмку до уровня глаз и опустила на стол, не коснувшись ее губами. Хиль усмехнулся и выпил свою до дна.

— Почему же вам пришлось взять на себя эту роль… квартирного агента? — спросила Беатрис тем же ненатурально веселым тоном. — Где эта дама жила до тех пор?

— За городом, — коротко ответил Хиль. Помолчав, он исподлобья глянул на Беатрис и спросил: — Что вы еще хотите о ней знать?

— Боже мой, ничего! — Беатрис опять пожала плечами и, закинув голову, посмотрела на стенную роспись. — Вы спрашивали, нравится ли мне обстановка, — что ж, неплохо. Я не особенно люблю такой стиль, но это хоть не безвкусица, как в других местах. Кое-что в этом есть, надо признаться. Видимо, если эпоха обязательно должна найти свое выражение в архитектуре, то наше время иначе и не выразишь, как всей этой геометрией, кричащими красками и пустыми плоскостями. На вид красиво, но если всмотреться и вдуматься — хочется завыть. Терпеть не могу современной архитектуры и вообще городов. Подумать, что есть люди, которые имеют возможность жить в деревне и все-таки переселяются сюда! Как, например, эта ваша знакомая. Впрочем, может быть, она жила в плохом месте?

— Послушайте, Беатрис, — негромко сказал Хиль. — Ретондаро назвал вам ее имя?

— Нет.

— И вы хотите его узнать, не правда? Но ее имя вам, пожалуй, ничего не скажет. Имя ее покойного мужа более известно, он был художник. Вы его знаете, Беатрис. Если вы ищете подтверждения, то я могу сказать вам: да, это тот самый.

Он долго сидел, не глядя на нее, вертя в пальцах пустую рюмку и время от времени принимаясь насвистывать что-то сквозь зубы и тотчас обрывая. Негромко играло радио, бармен за стойкой шуршал газетой, за стеклянной стеной шумела улица.

— Простите мне этот дурацкий разговор, — тихо сказала Беатрис. — Не нужно было ничего выпытывать, я ведь все равно догадалась… Не знаю даже почему, просто так. Уйдем отсюда.

Она отодвинула на середину стола нетронутую рюмку и поднялась, Хиль расплатился с барменом, они вышли на площадь, молча дошли до угла и молча свернули на Кальяо. На перекрестке, когда их задержало движение, Беатрис сказала, не оборачиваясь к стоящему рядом Хилю:

218