У черты заката. Ступи за ограду - Страница 255

255

Она полюбила этот город давно, еще лицеисткой, когда проводила здесь свои каникулы с отцом или теткой Мерседес. С тех пор само имя Мар-дель-Плата прочно связалось для нее с праздничным ощущением свободы и ничегонеделанья; часто каким-нибудь промозглым зимним утром, дрожа от холода в очереди на троллейбусной остановке, она вдруг вспоминала горячий песок, сверкающее кипение прибоя и этих белых морских львов перед зданием казино, задравших морды к синему небу, и от мысли, что она снова увидит все это через три-четыре месяца, ей сразу становилось теплее и даже забывались всякие неприятности, вроде неминуемого вызова к доске на первом уроке математики…

Да, она хорошо сделала, приехав сюда. Казалось, сама беспечная атмосфера этого города настраивала на беззаботность. Здесь можно было ни о чем не думать, не особенно беспокоиться о своем туалете и прочих условностях, ходить по улицам босиком, в шортах, а то и — если не очень далеко от пляжа — просто в купальном костюме, накинув на плечи какую-нибудь курточку. Можно было пролежать целый день на песке или просидеть за столиком на Рамбле, наблюдая, как искрится под солнцем безбрежная синева океана и за линией буйков ныряет по волнам рекламное суденышко, напоминая отдыхающим о существовании универсального магазина Боу.

Можно было сесть в автобус — смешное старинное сооружение, выкрашенное в белый и голубой цвета, с открытыми площадками и какими-то рисуночками на стеклах, — и ехать по бесконечной авениде Индепенденсии куда-нибудь на окраину, к обсаженным эвкалиптами усадьбам и огородам Перальта Рамос, или — мимо каменоломен и пахучих сардинных фабрик — в порт, посмотреть, как возвращаются с лова рыбаки.

Можно было, наконец, просто по целым дням не выходить из номера. Так Беатрис иногда и делала, когда уставала от солнца, от шума толпы, от ветра, оставляющего на губах горьковатый вкус соли. Настежь распахнув окно и закрыв решетчатые наружные ставни, она валялась на постели, читала исторические романы и, проголодавшись, ела что-нибудь принесенное горничной — не вставая и не отрываясь от книги. Костэйн, Шеллабарджер, Мика Валтари были теперь ее любимыми авторами — уже несколько месяцев она не читала ничего другого. Их герои жили в интересной обстановке, с одинаковой ловкостью занимаясь любовью, войной или дипломатией, в последней главе обычно добивались своего, а если и гибли, то очень эффектно, приготовив под занавес какой-нибудь сюрприз своим врагам и читателю.

Однажды, зайдя в пассаж возле казино, Беатрис увидела перед одной из витрин Элену Монтеро, с ребенком на руках. Оцепенев, она издали впилась взглядом в белокурого малыша; мать говорила ему что-то, смеясь и показывая на разложенные в витрине вещи, и он слушал очень внимательно, с приоткрытым ротиком. Подойти ближе Беатрис так и не решилась. Помимо всего прочего, она не была уверена, что Монтеро позволит ей прикоснуться к ребенку.

Держась в отдалении, она проводила их до машины и видела, как донья Элена усадила ребенка в прикрепленное на переднем сиденье подвесное креслице и сама села за руль. «Чем заслужила эта женщина такое счастье? — с горечью подумала Беатрис. — Она ведь даже не сумела сделать Джерри счастливым… А теперь у нее — его ребенок, маленький Джерри, который вырастет похожим на своего отца…»

Дня два спустя она еще раз увидела синий «кэйзер» на стоянке возле пляжа Сент-Джемс. Ее первым порывом было сойти вниз и поискать донью Элену среди купающихся, но тут же она остановилась и пошла прочь. Что хорошего могла принести им еще одна встреча?

Два этих случая снова лишили Беатрис того относительного спокойствия, которое она испытывала здесь в первое время после приезда. К тому же испортилась и погода — несколько дней шел дождь, а потом началась духота не хуже, чем в Буэнос-Айресе. Чтобы не встретиться невзначай с доньей Эленой, Беатрис почти перестала бывать на центральных пляжах и ездила купаться куда-нибудь подальше, а так как каждая поездка в такую жару была мучением, то она чаще сидела у себя, измученная духотой, и с завистью вспоминала строчки из последнего полученного в Буэнос-Айресе письма Фрэнка, где тот описывал снег и морозы где-то на канадской границе. В один из таких дней, решив все же пойти искупаться, хотя бы рискуя солнечным ударом, Беатрис вышла из отеля и, не пройдя и половины пути до пляжа, на углу возле кондитерской «Жокей-клуб» нос к носу столкнулась с Геймом.

Она была так поражена, что даже не сумела скрыть своего изумления и остановилась, глядя на него с немым вопросом. Будь у Гейма намерение избежать встречи, он мог бы пройти мимо, сделав вид, что ничего не заметил, и Беатрис осталась бы в глупейшем положении — для всякого постороннего очевидца этой сцены. Но Гейм, напротив, бросился к ней чуть ли не с распростертыми объятиями.

— Какое счастье, Беатриче! — воскликнул он, целуя ей руку. — Кто мог бы думать, что я найду вас на следующий же день после приезда! Давно вы здесь?

— А вы? — растерянно спросила в свою очередь Беатрис.

— Я же говорю — второй день! Я вернулся из своей поездки и все никак не мог вам дозвониться, потом понял, что вас нет в городе, и стал обзванивать всех знакомых. У Ретондаро мне сказали, что Пико здесь, и дали адрес, и я сразу ему телеграфировал, Позавчера получил ответ, вот видите…

Он вытащил из кармана телеграмму и показал Беатрис: «Альварадо по слухам здесь адрес неизвестен приезжай ищи».

Беатрис прочитала наклеенные кривые строчки, помолчала несколько секунд и подняла взгляд на Гейма:

255