У черты заката. Ступи за ограду - Страница 269

269

Делонг прикрыл глаза. Музыка была его единственной страстью: Фрэнку вспомнилось, что молодые инженеры часто зубоскалили над этой странностью старого зануды.

— Да, это вышло не совсем удачно, — сказал он. — Но вы знаете, сэр, я как-то не особенно огорчен. Вернее, не то что не огорчен… Конечно, чертовски жаль, у меня намечалась интересная работа по контролю демпферных систем. Я хочу сказать, что есть вещи, с которыми рано или поздно приходится сталкиваться лицом к лицу, и в таких случаях, пожалуй, лучше, чтобы встреча не откладывалась. Вы не думаете?

— Не знаю, сынок, — не сразу отозвался Делонг. — В принципе — да. Но человек должен быть достаточно сильным, иначе встреча может кончиться плохо. Если не уверен в себе — лучше, пожалуй, подождать и набраться сил.

— Я понимаю…

Фрэнк ослабил узел галстука и повертел шеей. Сейчас он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы встретиться лицом к лицу с кем и с чем угодно. Может быть, это музыка так на него действовала — странная музыка, какой он никогда раньше не слышал. Из танцев под такую музыку ничего бы не получилось, но драться под нее хорошо. Торжествующие трубы органа пели ему о победе, и он чувствовал себя очень сильным, гораздо сильнее Флетчера и Альтвангера. Если бы только рядом с ним была Трикси…

— Нет, в своих силах я уверен, — сказал он. — Хотя бы потому, что я прав. Да, кстати, сэр… точнее — некстати, но мне просто вспомнилось: ваш кленовый сироп выслан по почте и прибудет, очевидно, на той неделе.

Делонг изумленно на него уставился:

— Черт возьми, сынок, да я про него и забыл! Что, у вас других забот там не было?

— Я же вам обещал. Дело в том, что я просто не смог взять бидон с собой, — я ведь вернулся самолетом, — но сестра обещала отправить его в тот же день…

3

Едва ли не самым мучительным в ее отношениях с Яном была для Беатрис необходимость прятаться, все время быть начеку, все время бояться разоблачения. Квартира, в которой жил сейчас Ян, принадлежала его тетке; в конце концов, та могла приехать в любой момент, не предупреждая об этом племянника.

— Хочешь психологическую головоломку? — сказала однажды Беатрис. — Представь себе, что в одну прекрасную ночь приезжает твоя тетушка и застает меня здесь. Прыгать из окна спальни я не буду, условимся об этом сразу. Теперь смотри, тут могут быть два варианта. Первый: ты почтительно выводишь меня, держа за кончики пальцев, ну знаешь, как в менуэте, и говоришь: «Madame la princesse, имею честь познакомить вас с мадемуазель Гонсальво де Альварадо, достойно представляющей здесь одно из старейших семейств Аргентины» — и так далее. Вариант второй: ты понижаешь голос и говоришь: «Тетушка, вы женщина современная и без предрассудков, — так вот, у меня здесь одна девчонка, ну, вы понимаете, из этих… Но не беспокойтесь, сейчас я ее спроважу…» Какой из двух вариантов ты находишь менее для меня оскорбительным?

— А какой предпочла бы ты? — спросил Ян.

Беатрис посмотрела на него внимательно, словно видя в первый раз, и молча улыбнулась каким-то своим мыслям.

— В сущности, Хуан, — сказала она минуту спустя, — ты давно уже должен был бы сделать мне предложение.

— Ты бы его приняла? — спокойно спросил он.

— Нет, конечно. Я спрашиваю из чистого любопытства! Ты, насколько помнится, сказал однажды, что любишь меня?

— Я продолжаю тебя любить, Беатриче. Но что из этого?

— Странный вопрос! — воскликнула она с немного нервным смехом. — Тебе не кажется, что для мужчины естественно желать брака с женщиной, которую он любит… и с которой спит, будем уж называть вещи своими именами!

— Беатриче, дорогая, — лениво сказал Ян. — У тебя совершенно превратное понятие о мужчинах — это во-первых. Во-вторых, есть очень много вещей, которые естественны для других и совершенно неестественны для меня. В частности, к их числу принадлежит и женитьба.

— Но почему? — с уже искренним любопытством спросила Беатрис.

— Потому что мы с тобой живем в обреченный век, Беатриче. Обзаводиться домом? Он все равно будет испепелен. Рожать детей? Если не в первом, то во втором поколении они превратятся в мутантов, пострашнее тех, что рождаются сегодня в Хиросиме…

Вскоре после этого разговора — Беатрис точно нагадала — тетушка действительно приехала без предупреждения, но, к счастью, днем, поэтому все обошлось благопристойно.

— Прекрасно, — сказала Беатрис, когда Ян сообщил ей эту новость. — Теперь, очевидно, ты будешь водить меня в меблированные комнаты?

На этот раз Ян вспылил, Беатрис испугалась даже, что он ее ударит. «Что ж, это было бы вполне заслуженно, — подумала она тут же, — и, кстати, мне уже не в новинку».

— Прости, — сказала она примирительно. — Я действительно стала злобной дрянью. Скорее всего, мне просто нужна хорошая отрезвляющая порка, но это, к сожалению, никому не приходит в голову. Послушай, Хуан, я больше не могу, мне нужно вернуться в Буэнос-Айрес…

Ян ничего не сказал. Погода в этот день была прохладной — чувствовалось приближение осени, и они укрылись от ветра в нагромождении скал возле Торреона. Беатрис успела побывать в воде до прихода Яна и сейчас сидела съежившись, в толстом колючем свитере поверх купальника. Ветер здесь все равно чувствовался, и, когда впереди с пушечным грохотом ударяла в скалу волна, швыряя вверх радужный веер пены, их обдавало мелкими, как осенний дождь, холодными брызгами.

Ян сидел молча, безучастно глядя в пустой горизонт, а потом вдруг посмотрел на Беатрис такими же пустыми глазами и сказал негромко, с тоскливой убежденностью:

269