— В октябре какие же москиты, что ты. Серьезно, поедем?
— Я — за, — поднял руку Ян. — Вы, Беатриче?
— Хорошо…
Качо свистнул хозяину и остановил руку Гейма, доставшего было бумажник. «Платит старший по возрасту», — подмигнул он, вытаскивая свой из заднего кармана брюк.
Девушки вышли из кантины первыми. Сойдя со ступенек, Беатрис увидела маленького горбуна в чисто выстиранном линялом комбинезоне, поспешно вскочившего с обочины тротуара, и быстро отвела глаза. Она всегда чувствовала к калекам какую-то пронизывающую жалость. Гейм и Качо спускались следом, говоря что-то о завтрашнем празднике.
— Сеньор Мендес, — негромко сказал вдруг горбун, подойдя к крыльцу кантины. Беатрис круто обернулась и замерла на месте, увидев сразу нахмурившееся лицо Качо.
— Сеньор Мендес, мне сказали, вы тут, и я решил вас подождать, — торопливо проговорил горбун хриплым голосом. — Сеньор Мендес, ведь вы…
— Послушайте, приятель, — перебил его Качо, глядя на калеку с высоты своего роста и двух ступенек. — Мы говорили с вами вчера, только что у меня был получасовой разговор на эту же тему с представителями синдиката. Я ведь сказал вам ясно: ничего не могу сделать, вопросами найма и увольнения персонала ведает старший инженер. Если он счел необходимым вас уволить…
— Идемте, Беатриче, — сойдя с крыльца, сказал Ян, прикоснувшись к ее локтю.
Беатрис скользнула по нему невидящими глазами и снова отвернулась, растерянно глядя то на горбуна, то на Качо. Ян пожал плечами и достал портсигар.
— Сеньор Мендес, вы ведь знаете мое положение! — отчаянным голосом сказал горбун. — Я уже полгода не могу устроиться, у меня…
— Но, дружище, вы же должны понимать по-кастильски, черт побери! — Качо сошел на тротуар. — Я ведь вам объясняю, как обстоит дело…
— У меня больная мать, сеньор Мендес, — еще тише и еще отчаяннее сказал горбун, и кадык под его обтянутым подбородком сделал судорожное движение. — Я не могу оставить ее без лекарств, подумайте, сеньор Мендес, у вас тоже есть мать… Я ведь работал эти три недели не хуже других…
Беатрис с ужасом бросила взгляд на Качо, потом на остальных. Ян курил, стоя в стороне, прищуренными глазами разглядывая что-то в вершине акации. Норма, отойдя еще дальше, нетерпеливо ковыряла носком туфли выбоину на тротуаре.
— О, черт возьми, — воскликнул Качо, — ну как мне еще с вами тут говорить, на каком языке?.. — Он выхватил бумажник и достал несколько кредиток: — Вот возьмите, это все, что я могу для вас сделать, и ради всего святого…
Не глядя, он сунул горбуну скомканные деньги и кинулся от крыльца, подхватив под руку Беатрис:
— Идемте, Дора, пора ехать…
— Подождите! — воскликнула она, упираясь. — Неужели вы не поняли, чего он от вас хочет…
— Идемте, идемте… Я все понял, сейчас поймете и вы. Идемте!
На углу она вырвала у него свою руку и оглянулась. Горбун продолжал стоять перед крыльцом кантины — маленький, почти карлик, в чисто выстиранном линялом комбинезоне. И смотрел им вслед.
— Надоела мне эта история, — сквозь зубы говорил Качо. — Берман, конечно, сволочь… Наверно, накануне напился, а утром пришел на фабрику в собачьем настроении, и тут ему подвернулся этот парень. Он ему с похмелья и ляпнул: «Здесь не цирк, горбунов нам не требуется». А парень, надо сказать, и в самом деле старался… Он сильный, горбуны многие сильные… Но и оставить в дураках старшего инженера я тоже не могу. Создашь прецедент — начнут потом бегать к тебе по каждому пустяку, жаловаться, искать защиты… Ну, всё, не думать больше об этом! Сейчас махнем в Тигрэ, развлечемся…
— Что с вами, Беатриче? — воскликнул вдруг Ян. — Вам нехорошо?
— Да… Нет, ничего, — сдавленным голосом промолвила Беатрис. — Норма, я боюсь, что не смогу поехать.
— Ну во-от, Би, что же это ты… Ой, на тебе и в самом деле лица нет, бедненькая! Это макароны — я тебе говорила, не нужно было есть эту гадость…
— Да, наверно. Вы меня завезите на Окампо, а потом поезжайте.
— Может быть, в машине вам станет лучше, — добавил Качо.
Всю дорогу Беатрис молчала, откинувшись с закрытыми глазами на спинку сиденья.
— Ну, тебе не лучше, Би? — жалобно спросила Норма, когда машина обогнула желтую зубчатую стену Пенитенсиарии, сворачивая на Лас-Эрас. — Может, поедем?
Беатрис, не открывая глаз, отрицательно мотнула головой.
Улица Окампо дремала, погруженная в сиесту. На отполированном шинами асфальте копошились солнечные блики, лиловые лепестки глициний усыпали тротуар возле ржавой калитки с кованым вензелем Альварадо. Из соседнего сада одуряюще крепко пахло какими-то цветами.
— Спасибо, Норма… Позвони на этих днях, — пробормотала Беатрис, поцеловав подругу в щеку.
— Поправляйся, Би.
— Да, да…
Коротко кивнув «мальчикам», Беатрис торопливыми шагами вошла в калитку.
На сиденье остались забытые ею очки. Увидев их, Гейм выскочил из машины и пошел следом за Беатрис.
— Вы забыли, возьмите, — сказал он, догнав ее у ступеней подъезда.
— Спасибо. — Она взяла очки, не глядя на Яна. Тот схватил ее за локоть.
— Беатриче!
— Пустите… — Беатрис, с закушенными губами, дернула руку. — Пустите, слышите…
— Беатриче, нельзя же так…
Сильным рывком она высвободила руку и вскинула на Яна полные слез глаза.
— Не смейте ко мне прикасаться! — крикнула она, задыхаясь. — Вы там присутствовали, все слышали — и остались в стороне… Патриций!