У черты заката. Ступи за ограду - Страница 100

100

Разговор зашел о его недавней поездке.

— Ну и как, насмотрелись? — с усмешкой спросил Ларральде.

Жерар покачал головой:

— Страшная картина, доктор. И знаете, что меня больше всего поразило? Эта всеобщая апатия, как будто все происходящее — в порядке вещей…

— А оно и есть в порядке вещей. Там никогда ничего не меняется.

— И люди терпят?

— А что вы можете им предложить взамен?

— Странно, — сказал Жерар. — В Европе принято считать южноамериканцев народом скорее нетерпеливым и уж во всяком случае не склонным мириться с тиранией. Эти постоянные революции…

— Какие революции? Не смешите меня! Настоящие можно перечесть по пальцам, а все остальное — это казарменные перевороты. Нет, маэстро, характер латиноамериканцев вы себе представляете неверно. Народ у нас терпелив, очень терпелив. И совершенно пассивен политически. Политически активна только ничтожная его часть — образованные круги… Ну и еще военные, но это уже по-другому. Просто, понимаете, у нас на континенте нет ни одного вонючего генерала, который не мечтал бы стать президентом — хоть раз в жизни, хоть на месяц, хоть на недельку! А так что ж — студенты главным образом…

— Юристы?

— Да не только. — Ларральде рассмеялся. — Помните, как мы с вами познакомились, донья Элена?

— О, еще бы! — воскликнула Беба, оторвавшись от своих мыслей. — Вам тогда рукав оторвали, ужас что такое…

— Вы, значит, считаете, что Перон сидит прочно? — спросил Жерар.

— Перон? Вовсе нет. Перона свалят очень скоро — попы и военные: он и тем и другим поперек горла. Будет ли это к лучшему — не уверен. Уж мы-то в Латинской Америке хорошо знаем, что значит власть в руках генералов. Это всегда начало новой диктатуры… Правда, есть одно исключение — Гватемала. Только одно на всем континенте. Трудно предположить, что найдется второй такой Арбенс, и еще труднее — что он найдется именно у нас…

В два часа Беба извинилась перед мужчинами и встала, сославшись на головную боль.

— Мы вас замучили своими разговорами, — смутился Ларральде, — простите, донья Элена. По моей вине вы проскучали весь вечер…

— Что вы, доктор… Я слушала с большим интересом, но сейчас мне и в самом деле нехорошо. Я слишком много выпила, от шампанского у меня всегда начинается головная боль. Доктор, а почему бы вам не остаться ночевать у нас? Стоит ли ехать в такую даль, серьезно…

— Благодарю, донья Элена, к сожалению в шесть у меня дежурство.

— О-о, как неудачно… В шесть утра? От души жалею ваших завтрашних пациентов, — улыбнулась Беба. — Ну что ж, в таком случае до свиданья, доктор, надеемся видеть вас в этих краях почаще — дорогу вы теперь знаете…

— Спасибо… Непременно. — Хиль неловко поклонился.

— Ну что ж, покончим с этой бутылкой? — спросил Жерар, когда Беба вышла.

— М-м… Вы знаете, боюсь, — сказал Ларральде. — Мне ведь и в самом деле работать. Тем более коньяк — я к нему непривычен… Нет, Бюиссонье, не стоит. Мне пора.

— Успеете еще, я вас довезу за час. Даже скорее можно: дороги сейчас свободны.

— Чего ради, — решительно возразил Хиль. — Автобусы по Луханскому шоссе ходят всю ночь, доеду до первой станции, а там электричкой…

— А спать когда?

— Я выспался днем, заранее. Мне только заехать домой переодеться, а там я уже буду в форме. Старый студенческий рецепт, — он улыбнулся, — холодный душ и пол-литра черного кофе.

— Ладно, поехали! Уж к поезду-то я вас доставлю…

«Мотор глухо выл на напряженной басовой ноте, в опущенные окна хлестал теплый ночной ветер, крупные бабочки ослепительно вспыхивали в конусах света и мгновенно гасли, втянутые в радиатор мощным потоком воздуха. Жерар сидел в свободной позе, откинувшись на спинку сиденья, свесив локоть за борт и барабаня пальцами по раме окна.

— …Это приглашение, возможно, несколько вас удивило, — говорил он, не глядя на сидящего рядом Хиля. — Воображаю, как вы ругаете мою жену… Но дело в том, что она вас не приглашала — это сделал я, потому что мне нужно с вами поговорить… на достаточно щекотливую тему.

— Я слушаю, — пытаясь закурить на ветру, пробормотал сразу насторожившийся Хиль.

— Скажите, Ларральде… — помолчав, спросил Жерар. — Какое, собственно, чувство испытываете вы к моей жене? Действительно ли это любовь? Или просто влечение? Только погодите — не возмущайтесь и дослушайте до конца. Потом вы поймете, что я вправе задавать такие вопросы…

Эрменехильдо несколько раз подряд глубоко затянулся сигареткой, красными вспышками озарившей его напряженное лицо.

— Так вот, — продолжал Жерар, — если это просто влечение, то говорить тут не о чем… Если же это любовь — а мне кажется, в какой-то степени так оно и есть, — то выслушайте то, что я вам скажу, и хорошо обдумайте. Времени у вас будет достаточно. Понимаете, доктор, мое дело дрянь в полном смысле слова, я только скрываю это от жены… Простите, — быстро сказал он, заметив движение Ларральде, — я не хочу сейчас пускаться с вами в разговор о моей болезни, достаточно с меня бесед и консилиумов. Важно то, что больше года я, очевидно, не протяну… Я это чувствую сам, у меня нарушены какие-то функции организма, и я сам вижу, что разваливаюсь, как проржавевшая машина…

— Что за нелепость, — вставил Хиль, — «нарушены функции». «разваливаюсь»… Какие именно функции у вас нарушены? Любое нарушение органических функций…

— Минутку, Ларральде! Самое страшное в моей болезни это то, что у меня нет желания с ней бороться. Понимаете, никакого. И я знаю, что она меня доконает. К тому же — я говорю совершенно откровенно, видите, — у меня есть основания не цепляться за жизнь. Так вот, Ларральде. Когда я сыграю в ящик, Элен останется абсолютно одна. Материально ей ничто не грозит, она полностью обеспечена, но у нее нет друзей, которые бы оказались рядом с ней в трудную минуту. Вы меня понимаете? Мне хотелось бы, чтобы в случае моей смерти Элен могла найти в вас поддержку… А дальнейшее будет зависеть только от вас, самое сильное горе излечивается временем, и я не вижу, что сможет помешать ей — через какой-то срок — выйти замуж за своего хорошего друга. Я не собираюсь брать с вас торжественных клятв в стиле старых романов, я только хотел бы, чтобы вы, Ларральде, подумали над положением женщины, которую любите…

100