— Вы учили французский, сеньорита? — неожиданно для самого себя спросил Жерар.
Девушка холодно взглянула на него, чуть приподняв брови:
— Почему это вас интересует?
— О, просто так… Я заметил, что вы правильно произнесли то слово. Не учи вы французского, непременно сказали бы «эчантильон».
— Да, я французский учу, — кивнула девушка и, отвернувшись от собеседника, поднесла к губам стакан с торчащей из него соломинкой.
— Вы спросили тогда, что оно означает, — спустя минуту снова сказал Жерар. — Оно означает «образчик». Это во-первых.
— Благодарю. А во-вторых?
— А во-вторых, я должен попросить у вас прощения. Забудем о глупостях, которые мы друг другу наговорили. Согласны?
— Я незлопамятна, кабальеро. — Девушка пожала плечами и бросила на собеседника быстрый взгляд.
— Мне так и казалось, — кивнул Жерар, движением пальца подзывая бармена. — С таким лицом нельзя быть злопамятной. Энрике, вы обо мне забываете, у меня пусто. Не спешите, сеньорита, эта клубничная шипучка не такая невинная вещь, верьте слову. Может быть, потанцуем?
Девушка взглянула на него с изумлением.
— Кабальеро, в этой стране с незнакомыми не танцуют. Вы принимаете меня за «такси-гёрл»? — спросила она высокомерно.
— Что вы, сеньорита, — возразил Жерар. — Я просто… Действительно, этого я не учел. Во Франции к этому относятся иначе, простите, пожалуйста. Я не хотел вас обидеть. Кстати, мое имя — Жерар Бюиссонье. Можно узнать ваше?
— Мое? — Девушка на секунду растерялась. — О, конечно. Меня зовут Лопес, Беатрис Лопес.
— Очень приятно познакомиться, сеньорита Лопес. Что вы, я и не думал принимать вас за «такси-гёрл»… Я как раз смотрел и пытался отгадать, чем вы занимаетесь и кто вы вообще такая.
— Отгадали? — улыбнулась сеньорита Лопес, снова прикладываясь к своей соломинке.
— Нет. Я только смог определить, что вы работаете. Это верно?
— Совершенно верно. В юриспруденции.
— Черт возьми! — невежливо изумился Жерар. — Вы юристка?
Девушка слегка покраснела.
— Нет, я неправильно выразилась, если вы могли так понять. Я работаю у одного юриста секретаршей. Вообще-то я еще учусь, сеньор Бюиссонье, а работать поступила на время каникул.
— А, это другое дело. Учитесь в колледже?
— Да… Собственно, в лицее. В частном лицее.
— И что же, названия коктейлей не входят в учебную программу? — улыбнулся Жерар.
— Названия коктейлей? Ах да… — Сеньорита Лопес опять покраснела — смутить ее, как видно, было совсем нетрудно. — Вы очень наблюдательны, сеньор. Впрочем, я тоже! Хотите, угадаю вашу профессию?
— Валяйте, — разрешил он.
— Вы имеете отношение к искусству. Правильно?
— Более или менее. Как вы угадали?
— Ну, во-первых, эти человечки. — Она кивнула на изрисованную по полям страницу «Иллюстрасьон». — И потом ваша манера одеваться…
— Манера одеваться?
— Да, без галстука и вообще. И волосы у вас растрепаны — а вы заметили, у нас мужчины ходят напомаженные? Кошмар, все эти помады и брильянтины — просто национальное бедствие. На вашу голову я сразу обратила внимание, но, разумеется, это еще ни о чем не говорит — в конце концов, вы европеец, многие европейцы одеваются так… свободно. Но когда я увидела, как вы рисуете этих человечков… Вы художник?
— Да.
— О, как мило. Впервые разговариваю с художником. И вы… модернист?
— Нет.
Сеньорита Лопес кивнула с еще более довольным видом:
— Это лучше, я не особенно люблю современную живопись… некоторых направлений. Впрочем, я, вероятно, ее просто не понимаю. Вы, например, понимаете абстрактную?
— Абстрактная живопись не рассчитана на «понимание». Ее просто воспринимаешь или не воспринимаешь. Это как с музыкой.
— С музыкой? — задумчиво переспросила сеньорита.
— Ну да, возьмите додекафоническую. Некоторые от нее в восторге, а…
— Боже мой, — она сделала пренебрежительную гримаску. — Шенберг! Кто может его слушать?
— Ну вот видите. Так и с абстрактной живописью — это вопрос субъективного восприятия: одним нравится, а другим нет.
— Мне — нет.
— Да, это я уже уяснил. Если вы не против, поговорим о чем-нибудь другом, не о живописи. Я давно уже ничего не пишу.
Беатрис, смутившись, бросила на него виноватый взгляд.
— Простите, что я затронула эту тему… если она вам неприятна. Я не хотела вас огорчить. Знаете, я никогда не подумала бы, что вы француз, вас скорее можно принять за какого-нибудь северного человека…
— За эскимоса?
— Не-ет, — засмеялась она, — откуда-нибудь оттуда, из северной Европы, из Скандинавии. У меня есть подруга, у нее отец швед, а мать датчанка, и ее старший брат похож на вас.
Сеньорита Лопес нагнулась над своим стаканом, глядя на Жерара искоса и исподлобья. Высосав со дна остатки, она извлекла обтаявшую льдинку и с хрустом ее разгрызла.
— Вы часто здесь бываете? — спросила она.
— Как придемся. А вы?
— Я? — Секунду она поколебалась между желанием соврать или сказать правду. — О, нет, не очень часто. У меня обычно нет времени. Собственно, сегодня я в первый раз… здесь.
— Ну да, здесь, — понимающе кивнул Жерар, — но остальные злачные места вам, несомненно, известны как свои пять пальцев, и там вы уже не ищете глазами таблицу, прежде чем заказать коктейль.
Она засмеялась.
— Правда, от вас не скроешься. Я рада нашему знакомству, сеньор Бюиссонье. Сожалею, что оно началось ссорой.