Жерар ответил непонимающим взглядом.
— А, это, — сообразил он, оторвавшись от своих мыслей. — Не знаю, амортизаторы слабоваты.
— Качает, как в лодке. Джерри, у вас есть дети?
— Нет.
— А где сейчас ваша жена — в Европе? Она тоже француженка?
— Нет, аргентинка, сейчас она в Бразилии… Поехала навестить подругу.
— Ага… А сколько ей лет, Джерри? Этот снимок, что в ее комнате, — он сделан давно?
— Недавно. Она старше вас на два года.
— Вы очень ее любите?
— Конечно!
— Я хочу сказать… любите именно как друга, не правда ли? — продолжала допытываться Беатрис.
— Как друга, — терпеливо согласился Жерар.
— Потому что иногда можно любить за внешность… Тогда это не то. Это, пожалуй, и не любовь. Господи, как трудно устроена жизнь…
— Хватит вам, философ в юбочке, — усмехнулся Жерар. — Не опережайте своего возраста, это вредно во всех отношениях.
— Я никакой не философ, наоборот, я ничего не понимаю. Но я не могу жить вслепую, поймите!
— Согласен, Трисс. Жить с открытыми глазами куда интереснее. Вопрос только — что безопаснее.
Помолчав, Беатрис спросила нерешительно:
— Скажите, Джерри… вы — католик?
— Нет.
— Протестант? Хотя не похоже…
— Послушайте, чтобы вам не пришлось перечислять все вероисповедания и религии — их слишком много, — я вам скажу сразу, что я атеист, просто-напросто атеист. Вы-то, конечно, принадлежите к святой апостольской римско-католической церкви?
— Джерри, это не тема для иронии, — укоризненно взглянула на него Беатрис. — Да, я принадлежу к римской церкви. Не знаю… Мне кажется… — Она вздохнула и снова поправила разлетающиеся от ветра волосы.
— Что вам кажется? — спросил Жерар, тщетно подождав конца неоконченной фразы.
— Не знаю, — повторила она, покачав головой. — Атеистом трудно прожить, я так думаю.
— Вот как? — язвительно спросил Жерар. — Вы так думаете? А я думаю, что куда труднее верить в бога — всемилостивого и всемогущего — сегодня, во второй половине двадцатого века, после Хиросимы и нацистских бухенвальдов…
— Что это — бухенвальды?
— А это был в Германии такой лагерь, один из многих… И был еще Дахау, где медики из СС занимались вивисекцией над заключенными. Знаете, Трисс, почему вы еще остаетесь верующей? Да просто потому, что вам… — Он высунул руку в окно и сердито выколотил трубку о борт. — Потому что вам, к счастью, не пришлось побывать в Европе во время последней войны. Вы любите путешествовать — так вот, когда получите возможность, поезжайте во Францию, в департамент Верхней Вьенны, там недалеко от Лиможа есть местечко Орадур-сюр-Глан. Десятого июня сорок четвертого года немцы согнали в орадурскую церковь семьсот человек жителей городка — из них три четверти женщин и детей — и сожгли заживо. Развалины этой церкви существуют до сих пор. Когда вы там будете, Трисс, можете присесть на кучу обгорелого щебня, смешанного с человеческим пеплом, и поразмышлять о божьем милосердии… Трудно прожить атеистом! — фыркнул Жерар. — Вы, мадемуазель, поживите сначала с мое и повидайте то, что пришлось повидать мне, а потом посмотрим, что останется от вашей веры.
— Я не знаю, Джерри… — заговорила Беатрис вздрагивающим голосом. — Вы… вы говорите такие вещи… Я вообще не должна была бы вас слушать, но… бог не может принуждать людей быть хорошими, вернее, не хочет — понимаете? Человеку дана свобода выбора между добром и злом…
— Вот как! — насмешливо воскликнул Жерар. — В самом деле, какой великолепный принцип! Бросьте, Трисс! Попытка оправдать зло принципом свободного выбора — это, знаете ли, годится только для схоластических споров. При первом столкновении с обычной логикой от этого принципа ничего не остается. Принято говорить, что все мы — дети бога, не так ли? Так вот, когда вы, Трисс, выйдете замуж и нарожаете детей, воспитывайте их согласно принципу свободного выбора между добром и злом. Пусть делают что хотят, а вы будете смотреть со стороны и спокойно записывать их дурные и хорошие поступки…
— Джерри, я вас очень прошу! — почти со слезами крикнула Беатрис.
— Да?
— Джерри, не нужно! Есть вещи, о которых нельзя думать, — понимаете? Нужно или верить, или не верить, но… Как вы не понимаете? К вере нельзя подходить так, как вы подходите… Это совершенно разные вещи, Джерри, при чем тут «обычная логика»?.. Это ведь совершенно в разных планах! Мне страшно вас слушать, я понимаю, откуда в вас это разочарование… Поймите, Джерри, ведь нельзя жить с пустой душой! Человек с пустой душой может оставаться нормальным только при исключительно счастливом стечении обстоятельств… А если вдруг случится какое-нибудь несчастье, и в душе нет ничего, абсолютно ничего, что могло бы как-то утешить?.. Я теперь понимаю, почему…
— Ничего вы не понимаете! — закричал Жерар. — На кой дьявол мне теперь какие-то утешения! Что вы понимаете в моей душе! Оставьте ее в покое и изощряйте свою догадливость на ком-нибудь другом!
Беатрис затормозила так, что машину бросило на обочину. Резко запахло горелой резиной. Выключив зажигание, она пыталась открыть дверцу, дергая ручку в обратную сторону; наконец дверца открылась, и Беатрис выскочила из-за руля. Отступив на шаг, она сказала вздрагивающим голосом, почти шепотом:
— Я думаю, мне лучше вернуться в город… Я остановлю какую-нибудь машину, не беспокойтесь… Я… я очень сожалею, что так получилось, что вы приняли мои слова… как непрошеное вторжение в вашу душу…