Не договорив фразу, она испуганно ахнула и, рывком затормозив машину, распахнула дверцу и выскочила наружу.
— Гоните ее, ради всего святого! — закричала она в панике.
— Да кого гнать? — недоуменно воскликнул ничего не успевший сообразить Жерар.
— Господи, пчелу! Пчелу — видите, вон сидит на самом руле! Она только что влетела в окно… Гоните ее пожалуйста, только не убейте… Осторожнее, Джерри, — она вас ужалит!
Жерар, посмеиваясь, выгнал страшное насекомое. Беатрис снова уселась за руль.
— Должен сделать вам три замечания, — строго сказал Жерар. — Во-первых, никто так не тормозит, я чуть не вышиб головой стекло. Во-вторых, вы остановились на самой середине шоссе и, в-третьих, выскочили, даже не оглянувшись назад. А если бы следом шла другая машина, да еще с плохими тормозами?
— Я очень испугалась, Джерри, — виновато вздохнула Беатрис. — Я так испугалась — у меня до сих пор дрожат колени…
— Тогда подождите стартовать, — сказал Жерар, удерживая руку Беатрис, уже лежащую на рычаге скоростей, и сквозь тонкую кожу перчатки чувствуя теплоту ее пальцев. — Сначала успокойтесь, люди с дрожащими коленями не водят автомобилей — Беатрис обернулась к нему со смущенной улыбкой.
— Я лучше поеду… — шепнула она, сделав нерешительную попытку освободить пальцы. Глаза их встретились, и Беатрис замерла с полуоткрытыми губами, потому что на какой-то миг — секунда? минута? — вся вселенная вдруг ограничилась ощущением тяжелой мужской руки на ее вздрагивающих пальцах. Потом он быстро убрал руку, колдовство окончилось, Беатрис отвела глаза и, прикусив губы, плавно передвинула щелкнувший рычаг.
С минуту она молчала, поглядывая то на дорогу, то на быстро ползущую вверх стрелку спидометра, потом — словно что-то отгоняя — встряхнула головой и торопливо заговорила:
— Скажите, ваше… Ну, вот такое ваше отношение к жизни и к людям — оно не связано с разочарованием в чем-нибудь? Например, в любви?
— Нет, нисколько, — Жерар поглядел на свою собеседницу с некоторым удивлением.
— Вы извините за такой вопрос, мне просто хочется вас понять… В комнате вашей жены, где я спала, я видела ее портрет… Она такая красавица… Можно обогнать этого, Джерри?
— Обгоняйте, только осторожно…
— Угу…
Повинуясь движению ее ноги, машина с воем ринулась вперед и через минуту оставила позади идущий на большой скорости низкий, приземистый «бьюик родмастер»; водитель того только успел погрозить Жерару кулаком.
— Люблю обгонять, — довольным тоном сказала Беатрис. — К сожалению, на нашем «форде» это редко удается.
— Что вы начали говорить о моей жене?
— О вашей жене… О, я просто подумала, когда увидела фото, что с такой женщиной мужчина должен быть или очень счастливым, или очень несчастным.
— Послушайте, вы еще не можете разбираться в этих вопросах.
— Вот поэтому я и хочу начать… разбираться. И потом не думайте, восемнадцать лет это не такой уж детский возраст… У мужчин — может быть, не знаю… А девушка в восемнадцать лет понимает гораздо больше.
— Это верно, — согласился Жерар. — А вообще заметно, что вы служите Фемиде… У вас уже все повадки следователя.
Беатрис покраснела.
— Вам это неприятно, Джерри, — что я спрашиваю?
— Не в том дело… Меня удивляет ваша склонность анализировать явления… и людей. Обычно это более свойственно мужскому уму.
— О, я вовсе не ради анализа… Просто мне — когда я встречаю что-нибудь непонятное — всегда хочется разобраться и понять. Это плохо?
— Иногда это бывает опасно. Над некоторыми вещами в жизни лучше вообще не задумываться.
— Но, Джерри, как тогда жить? — удивленно покосилась на него Беатрис. — Говорят, самое страшное — это то, чего не понимаешь. Поэтому я хотела бы понять в жизни как можно больше.
— Не пытайтесь понять жизнь, Трисс. Тем более в восемнадцать лет… В таком возрасте можно еще жить не задумываясь. А впрочем…
— Вот именно, — подхватила Беатрис, — вы сами поняли сейчас, что сказали неправильно. Я не знаю — может, другие и могут, а я не могу жить «не задумываясь»… Я сегодня все думаю о вас, понимаете… У вас есть возможность жить так, как вы хотите, заниматься искусством, вы счастливы в семейной жизни, а между тем…
— Что «между тем»?
Беатрис помолчала. На секунду оторвав левую руку от руля, она заправила в прическу растрепанную ветром прядь волос.
— Вы знаете, Джерри… когда я увидела вас вчера в первый раз… там, в баре… мне почему-то сразу подумалось, что вот сидит очень несчастный человек. Вас не обижает откровенность? Мы ведь договорились быть друзьями.
— Какие тут могут быть обиды. Итак, я показался вам несчастным человеком?
— Ну, что-то в этом роде… — Беатрис опять бросила на него быстрый, внимательный взгляд. — И сегодня я еще больше убедилась… Знаете, Джерри, я считаю, что жить на земле становится с каждым годом все хуже и хуже, — вы можете надо мной смеяться, но я это чувствую, как животные чувствуют приближающееся землетрясение… Поэтому мне всегда интересно — не чувствуют ли этого же и другие. Иначе чем можно объяснить, что человек, имеющий в жизни все…
Она замолчала, словно подбирая правильные слова. Машина, мерно раскачиваясь, с гулом пожирала километры белого от солнца шоссе, убегающего вдаль через выжженную и уже по-осеннему бурую травянистую равнину.
— Почему так качает, Джерри? — спросила Беатрис.