— Она и так не прошла, мэм. Мой отец погиб над Германией в сорок третьем году.
Тонкие пальцы «первой леди» на секунду коснулись его локтя.
— Простите, мой мальчик, с моей стороны было бестактно сказать вам такую вещь, — я ведь слышала о вашем отце, — сказала она мягко. — Он служил в воздушных силах? Конечно, конечно, Делонг мне рассказывал. Боже праведный, сколько эта война стоила Америке… Я иногда спрашиваю себя — так ли уж было необходимо ее вести, по крайней мере в Европе? Можно было локализовать наш конфликт с Японией и не вмешиваться во все эти европейские истории, вы не думаете?
— Нет, мэм.
Увядшее лицо миссис Флетчер, очень тщательно и умело загримированное, на секунду выразило удивление.
— Странно слышать это от человека, потерявшего отца в Европе…
— Именно поэтому, мэм.
— В самом деле? Не знаю… Неужели вы считаете — если, разумеется, вам случалось об этом думать, — что Рузвельт вообще правильно держался во время войны?
— Да, мэм, — упрямо сказал Фрэнк.
— Просто удивительно, — сказала миссис Флетчер и тут же добавила примирительным тоном: — Впрочем, вы еще молоды, мой мальчик…
«При чем тут молодость? — подумал Фрэнк, угрюмо разглядывая обтаявшие льдинки на дне своего стакана. — Глупость это, а не молодость, вот что это такое…»
Он покосился на двух ярко раскрашенных дам, на его счастье подошедших к «первой леди» с каким-то разговором, и убрался в сторону.
Глупость, конечно, и ничего больше. Умный человек всегда сумеет направить разговор в безопасное русло. А дурак будет тащиться на поводу у собеседника, как издыхающий лосось на спиннинге. Подведут куда следует — и хлоп по башке. На черта ему понадобилось спорить с хозяйкой? С хозяйкой не только этого дома, а — если верно то, что о ней говорят, — всей «Консолидэйтед эйркрафт»…
Черт возьми, он — Хартфилд — никогда не был подхалимом или карьеристом. Уж этого-то про него никто не скажет. Но и портить себе жизнь ради удовольствия лишний раз сказать правду он тоже не собирается. Допустим, на этот раз ничего не произошло; допустим, все ограничилось тем, что миссис Флетчер будет теперь считать его человеком со странными взглядами. Но потом он позволит себе сболтнуть что-нибудь подобное в разговоре с еще одной миссис или еще одним мистером — и кончится тем, что при одном упоминании имени «Хартфилд» люди будут переглядываться и пожимать плечами. А это определенно не самый лучший способ делать карьеру…
На этом слове, произнесенном хотя и мысленно, Фрэнк споткнулся. «Вы же, сэр, только что объявили себя некарьеристом, так при чем тут карьера?»
«Смотря что понимать под карьерой, — возразил он сам себе и взял новый стакан с подноса проходившего мимо слуги. — Для меня выражение «сделать карьеру» означает просто-напросто добиться такого положения, при котором как раз и отпала бы необходимость заботиться о ней, что самое гнусное. Чтобы, например, иметь возможность сказать кому угодно все что угодно и при этом не думать трусливо: а не повредят ли эти слова?.. Только это — свободу — и означает для меня слово «карьера»».
Со стаканом в руке он забрался в угол и устроился там в относительной безопасности, наблюдая за гостями. Ему хотелось выпить как следует, но об этом сегодня и думать нечего. Напиться на рождественском приеме у «первой леди»! Любопытно все же, что она за человек, — нужно будет как-нибудь спросить у Делонга.
В общем, ему было скучно. Хорошеньких девушек, которых всегда много на обыкновенных вечеринках, здесь не было, молодежи вообще было мало, а среди дам Фрэнк высмотрел несколько интересных, но все они были отпугивающе изысканны, и он решил держаться от них подальше. Старшие гости пили мало, из молодых порядком надрался сегодня один Рой; сейчас, наверное, он спаивал где-нибудь разочарованную в жизни племянницу «первой леди».
«Кажется, я нахожусь сегодня в самых что ни на есть сливках общества», — подумал Фрэнк. Ему было хорошо известно, что честью быть принятым в доме на Эпплтриз-Роуд могли похвастать очень немногие; Джо Гиршфельд, например, добивался этого долго и безуспешно, хотя к этому времени уже успел прикарманить всю полицию и половину городского совета. Правда, молодые инженеры, поступающие на службу в «Консолидэйтед», приглашались рано или поздно почти все, но обычно по одному разу; только повторное приглашение означало, что человек прошел первую стадию испытаний и признан достойным кандидатом в «хорошее общество».
Фрэнк был приглашен сегодня в третий раз — возможно, благодаря своей дружбе с Баттерстоном, который неизвестно каким образом сумел сразу понравиться «первой леди». Нельзя сказать, что приглашения эти приводили его в восторг: здесь всегда было скучно, и к тому же пришлось сшить себе смокинг — гнусную вещь, которая стоила уйму денег и невыносимо отдавала пижонством.
Но в то же время Фрэнку не могло не льстить то обстоятельство, что ему без всякого труда удалось попасть в очень замкнутый кружок, куда так безуспешно стремились другие. А сегодняшние слова хозяйки о прочности его служебного положения? Вряд ли она сказала это просто так, любезности ради.
«Удивительно, но мне, похоже, начинает везти, — подумал Фрэнк, сидя в безопасном углу и без охоты потягивая горьковато-сладкий мартини. — Может, это просто потому, что мне, в общем, не особенно везло в жизни до сих пор…»
Он отставил стакан и закурил, обводя взглядом громадную гостиную. Неподалеку от него, в компании двух незнакомых Фрэнку типов, сидел возле радиокомбайна Делонг — с обычным своим брюзгливо-насмешливым выражением он слушал одного из незнакомцев и рассеянно перебирал пластинки; вокруг миссис Флетчер собралось несколько дам; в дальнем углу, под мерцающей бесчисленными электрическими свечами разноцветной елкой, затевал какую-то непонятную игру шеф отдела рекламы Чарльз Рэттиган — пятидесятилетний плейбой с эффектно седеющими висками. Несколько человек собралось у рояля, где кто-то пытался петь негритянский «спиричюэл». «Проклятая синяя скука», — подумал Фрэнк, подавив зевок, и украдкой посмотрел на часы.