— В том-то и дело, что не знаете, — сказал Фрэнк. — Здесь проводится последний этап всего цикла испытаний. Прототип испытывается сотни раз на заводе, так что трудно предположить, чтобы какой-то конструктивный дефект не был замечен раньше.
— Ну, не знаю, — повторил солдат. — Вам, конечно, виднее. А только вся эта история с новым «Локхидом» воняла с самого начала. Спросите у любого! Капитан Хэйрер отказался летать — это было неделю назад, — и тогда они вызвали своего парня и договорились. Говорят, заплатили ему кучу денег. Семье-то, конечно, повезло…
Фрэнк еще побродил по территории базы и вернулся к бараку для приезжих — длинному низкому сооружению из гофрированного алюминия, на крыше которого местные шутники воздвигли громадную неоновую вывеску «Статлер-Шератон». Бойд был уже в постели, с несколькими бутылками пива на ночном столике и свежим номером «Эсквайра» в руках. Когда вошел Фрэнк, он отложил журнал и потянулся, закинув руки за голову.
— Были в аптеке? — спросил он, кончив зевать. — Если хотите пива — пейте, я запасся.
— Спасибо, я уже пил, — сказал Фрэнк. — Только не в аптеке, а в баре. Почему вы спросили про аптеку?
— Да там же эта, как ее… — Бойд опять зевнул, провыв при этом нечто нечленораздельное. — Молодые люди, вроде вас, знакомство с базой обычно начинают оттуда.
Фрэнк сел на свою койку, застланную зеленым армейским одеялом, и задумчиво посмотрел на Бойда.
— Что она, в самом деле привлекательна? — спросил он.
Бойд пожал плечами:
— Кому что нравится. Впрочем, этот тип нравится почти всем — сплошной секс.
Фрэнк подумал.
— Нет, мне она, пожалуй, не понравится, — решил он и стал расшнуровывать туфли. — Черт, сколько песку…
— Пустыня, чего вы хотите Я был здесь летом — жил, кстати, в соседней комнате, — и проклятый кондиционер ломался каждый второй день. Мы буквально жарились. А уж песок… Мне сегодня жаловался один двигателист — говорит, невозможно держать на земле самолет с запущенными турбинами. Столько песка, что буквально съедает лопатки первых ступеней компрессора… А вообще, с нами поступили гнусно: хоть бы Новый год дали встретить дома.
— Послушайте, Бойд, — сказал Фрэнк. — Вы узнали что-нибудь про эту историю с «Локхидом»?
Бойд посмотрел на него непонимающе.
— С «Локхидом»? А-а, вы про вчерашнюю катастрофу. Да нет, ничего определенного. Пока не будут найдены и расшифрованы ленты самописцев, ничего нельзя сказать. А что?
— Я просто спросил, — сказал Фрэнк. Помолчав, он добавил: — Я тут сейчас разговаривал с одним солдатом… так он утверждает, что самолет считался опасным и что военный испытатель отказался продолжать полеты.
— Опасным… — Бойд скептически хмыкнул. — А который из них не опасен? Все они, старина, опасны… пока не запущены в серию. Да и после этого тоже, если хотите знать.
— Я понимаю, — сказал Фрэнк. — Есть, очевидно, какой-то неизбежный «коэффициент опасности» для каждого испытываемого прототипа, но из-за этого пилот не откажется летать. Раз он отказывается, то коэффициент этот, очевидно, превышает обычную норму… По его мнению, разумеется. А мне кажется, мнению Хэйрера можно доверять.
— А, так это он его испытывал? Не знал. Ну что ж… капитан Хэйрер вообще осторожный человек. С ним вечно случались всякие нелепые истории, и всякий раз с благополучным концом за полдюйма от гибели. Еще когда он работал в Эдуордс-центре. Так что неудивительно, если авантюры ему поднадоели.
— Значит, полет «Локхида» все-таки был авантюрой? — упрямо спросил Фрэнк.
— Я же говорю — всякий полет это авантюра, даже на пассажирском лайнере, И потом запомните одну вещь, Фрэнки. Когда новый прототип попадает в руки военных испытателей, дело никогда не обходится без конфликтов. А едва ли не главная причина — это то, что военный испытатель, по сравнению с гражданским, получает за ту же работу в десять раз меньше. Соответственно уменьшается и готовность рисковать жизнью, вы же сами понимаете.
Наступило молчание. Ветер из пустыни сотрясал стекла, откуда-то из-под окна дуло холодом. Фрэнк, нахмурившись, смотрел на висящий напротив яркий календарь с изображением мышонка Мики и утенка Доналда. Какого черта они здесь делают, эти двое, на испытательной базе Грейт-Салинас?
— Вы как хотите, — сказал он упрямо, — а я все же уверен, что эта проклятая «Локхид эйркрафт корпорэйшн» заведомо угробила своего пилота.
— Господи твоя воля, — отозвался Бойд, с изумлением глядя на Фрэнка. — Да вам-то что?
Скандал разразился в самый неподходящий момент — за новогодним столом. Это удивило всех, и в том числе самого виновника: за месяц, проведенный в чудодейственном климате Мендосы, Пико окреп, и с нервами у него было в порядке. Правда, многие из гостей, съехавшихся к праздникам на эстансию Ван-Ситтеров, раздражали его своим неуязвимо самодовольным видом, но к этой людской разновидности, тоже преобладавшей в семье Ретондаро и среди их знакомых, Пико привык с детства, как привыкают к чему-то не особенно приятному, но неизбежному.
Хуже было, когда гости брались рассуждать о политике. Пико в таких случаях обычно не поддерживал разговора и уходил при первой возможности; в этот вечер он не сделал этого только потому, что неудобно было встать из-за праздничного стола.
На правах жениха он сидел рядом с молодой хозяйкой, сеньоритой Лусией Моникой Ван-Ситтер. Как обычно бывает в обществе, собравшемся отпраздновать встречу Нового года, разговор вертелся вокруг событий старого; одна из подруг Лусии, ее однокурсница по факультету философии и литературы, со смехом рассказывала, как в сентябре студентки чуть не спалили на радостях свою альма матер, когда в актовом зале начали жечь сваленные грудой портреты и книги «перонистической эры».