— Какой же вывод сделали бы вы, сэр?
Делонг спрятал трубку в карман, посмотрел на часы и поднялся, устало потягиваясь.
— Я этот вывод сделал много лет назад, — сказал он, — когда впервые столкнулся с подобными фактами. Пожалуй, нет смысла излагать его перед вами… сейчас. Мне все же хотелось бы, чтобы вы доходили до всего своим умом. Ну ладно, сынок! Так вы завтра едете?
— Утром, — ответил Фрэнк, пожимая ему руку.
— Да, поезжайте утром, и чтобы вас никто из наших не видел, А то застрянете до лета, как я!
Делонг подмигнул, хлопнул Фрэнка по плечу и вышел. Снизу, из холла, он крикнул, чтобы Фрэнк не забыл про кленовый сироп.
Фрэнк посидел, покурил, допил пиво, потом решительно вытряхнул из головы все мысли, связанные с работой, и стал думать о снеге, о лыжах, о бледно-голубом небе над лесистыми холмами Мэна. Ему так захотелось домой, что он вскочил и стал лихорадочно собираться, швыряя в чемодан скомканные сорочки.
Покончив со сборами, он поехал к Рою. Тот встретил его в пижаме, вполголоса заорал от восторга, но в комнату не пустил, загораживая собою полуоткрытую дверь.
— Ладно, я понимаю, — догадался Фрэнк, — выйди тогда сюда, поговорим на лестнице.
Рой вышел с бутылкой, тщательно притворив дверь; они сели на ступеньках, выпили, обменялись новостями.
— Ты знаешь, — сказал Фрэнк, — боюсь, нам с тобой тунца не удить. Я уже получил отпуск и завтра утром качу на Север.
— Ты что, спятил? — подозрительно спросил Рой.
— Да нет, просто мне все здесь осточертело. Хочется наконец понюхать снега. Так что, старина, ты меня извини за то, что срываю план…
— Уж не думаешь ли ты, что я не найду тебе замены? — Рой пренебрежительно сплюнул. — Я наберу себе таких девочек, что ты еще побежишь за моей машиной, скуля от зависти.
— Кстати о машинах, — сказал Фрэнк, — мне сейчас придется забрать твою. Я на своей развалине не доеду и до Кентукки, а здесь в городе она тебе послужит. В случае чего, поездишь пока с кем-нибудь из наших парней.
— Ничего себе придумал! — недовольно проворчал Рой, недавно купивший новый «крайслер». — На твоем шарабане и до завода не доберешься!
— Я же добираюсь, — возразил Фрэнк. — Все-таки восемь миль или три тысячи — разница?
Баттерстон, ворча, принес ключи.
— Ты что, сразу утром и уезжаешь? — спросил он. — Я бы на твоем месте заехал на завод, по-моему, там были о тебе какие-то разговоры…
— Обо мне? Тем больше оснований не заезжать. Старого зануду сцапали в последний момент — мы должны были ехать вместе, он только заскочил на завод сдать документацию. Потом приходит и говорит, что у него сорвалось. Нет, я удираю! Слушай, а что обо мне говорили?
— Не помню точно, — сказал Рой, разливая остатки из бутылки. — Но что-то хорошее. Держу пари, ты скоро обскачешь меня на два корпуса. Черт с тобой, скачи, я независтлив. За твои успехи!
— И за твои, — подмигнул Фрэнк, ткнув большим пальцем через плечо, на закрытую дверь.
— В этом смысле ты за меня не беспокойся, — хвастливо сказал Рой. — Еще увидишь, какой экип я сколочу для поездки во Флориду!
— Охотно верю. Но только твоя рыбная ловля кончится тем, что на крючке повиснешь ты сам. И как повиснешь!
Рой ударил себя кулаком в грудь;
— Нет еще такого крючка, на котором можно подвесить старого Баттерстона! Ну ладно, проваливай, меня ждут. Напиши, как там ваш Мэн. Да, а ключи от твоей развалины?
— Держи. Тоже мне, «развалина»! Посмотрим, в каком состоянии вернется твоя красотка.
— Воображаю, — сказал Рой. — Уж что-что, а портить машины ты мастер. Гений! Кстати, насчет маршрута, — я бы тебе посоветовал так: езжай сейчас через Ловингтон, Хоббс, Эндрюс, а в Одессе вырвешься на восьмидесятую — и жми прямо на восток, через Даллас — Монтгомери. До Саванны, а потом наверх вдоль побережья, а? Немного дальше, зато теплее. И можно не бояться заносов…
— Да нет, куда такой крюк! Я лучше поеду по Шестьдесят шестой, напрямик. Оклахома, Миссури, Иллинойс, а там вдоль озер — и дома. Я тебе говорю, сыт Югом по горло. Ну, счастливо!
Утром он выехал совсем рано, когда только всходило солнце. На виадуке, переброшенном через ведущее к заводу шоссе, он притормозил и опустил запотевшее боковое стекло. Плотный поток машин неторопливо двигался внизу в одном направлении — через полчаса на заводе заступала утренняя смена. Машины останутся на громадном бетонном поле заводского паркинга, а шесть тысяч человек, одетые в одинаковые голубые комбинезоны, неся в руках одинаковые алюминиевые ящички с захваченным из дому завтраком, разойдутся к плазам и сборочным конвейерам, к испытательным стендам, к термическим печам, к прессам и молотам, к фрезерным и токарным автоматам. А час спустя оживут помещения лабораторий, конструкторского бюро, вычислительного центра, автобусы выгрузят перед административным корпусом пеструю щебечущую толпу девушек, и несколько длинных черных «паккардов» с достоинством займут свои обведенные цветными полосами и пронумерованные места у главного подъезда. Начнется новый рабочий день, а он сам, Фрэнк Хартфилд, будет тем временем преспокойно катить на северо-восток, к снегу и кленовым долинам штата Мэн. Хорошо!
Он прибавил газ, повернул регулятор отопления, включил радио. Город и завод остались позади, прямая и пустынная автострада рассекала степь надвое, справа вставало красное зимнее солнце. Радио передавало какую-то успокоительно-глупую смесь реклам и музыки, мотор работал как часы, нигде в кузове не было слышно никакого скрипа, не ощущалось вибрации, хотя стрелка устойчиво стояла на семидесяти милях. Фрэнку стало жаль Роя, у которого он бесцеремонно забрал такую приятную машину.