— Изобрел что-нибудь?
— Ты разве не читаешь североамериканские газеты?.
— Почти никогда. А что, о нем уже пишут?
— И как! Вообрази, он давал пресс-конференцию, это была такая сенсация! Началось с того, что один журналист написал о нем статью, не договорившись с ним. Как будто Фрэнк стоит за вооружение Германии и даже собирается туда ехать. А он как раз наоборот — против этого. Он потребовал, чтобы дали опровержение, но те не захотели, и тогда ему пришлось выступить самому перед журналистами. Я тебе говорю — это была настоящая сенсация. Почти во всех газетах его снимки, и то, что он говорил, и его история — ну просто как о голливудской звезде. Его теперь называют «красный Хартфилд», можешь себе представить…
Пико сочувственно хмыкнул и покачал головой:
— Бедняга, как же это он?..
— Ты считаешь, что он не должен был этого делать? — удивленно спросила Беатрис. — Извините, сеньора, — спохватившись, обернулась она к своей соседке, — мы тут все время болтаем о своем…
— Ничего, — отозвалась та, не отрывая взгляда от шоссе. — Я боюсь разговаривать за рулем, меня это отвлекает…
— Ты понимаешь, Дорита, — сказал Пико, — я не считаю, что он не должен был этого делать… но, очевидно, он сделал это как-то не так. Если ему уже пришпилили кличку «красный» — это плохо, значит, он дал им соответствующий повод. Вот этого он ни в коем случае не должен был делать…
— Ты думаешь, ему это грозит чем-нибудь? — подумав, спросила Беатрис. — Но почему, собственно…
— Да потому, что он работает в военной промышленности, вот почему! Не знаю, конечно. — Пико пожал плечами. — Разве что у них сейчас многое изменилось… А при Маккарти его определенно сжили бы со света.
— Во всяком случае, сам он настроен бодро, — сказала Беатрис. — Он считает, что легко найдет работу, потому что его уже немного знают…
— Так работу он уже потерял?
— Прежнюю — да. Впрочем, кажется, ушел сам, я точно не поняла. Сразу после этой пресс-конференции.
— Ну вот, — сказал Пико. — А ты еще спрашиваешь, грозит ли ему что-нибудь…
На авениде Мариано Акоста их остановил затор. Пико посмотрел на часы и сказал, что выйдет здесь, иначе не успеет попасть к себе в бюро до ухода секретаря.
— Я тоже, пожалуй, выйду, — сказала Беатрис. — Меня немного укачало, лучше пройдусь пешком…
— Смотрите, — сказала донья Элена. — А то я могла бы подвезти вас до Пенитенсиарии, мне в тот район.
Она еще раз пригласила Беатрис побывать как-нибудь у нее и посмотреть на Херардина; потом передние машины тронулись, и она уехала. Пико и Беатрис перешли на теневую сторону улицы.
— Ну, что здесь происходило за это время? — спросила Беатрис, пройдя в молчании с полквартала.
— Многое, и ничего хорошего. Ты знала Освальдо Лагартиху?
— Лагартиху? Я с ним встречалась на одном приеме в министерстве, где-то в начале ноября… Самое смешное, что у нас нашлась общая знакомая — одна бельгийка, которую он знал в Монтевидео, а я видела в Брюсселе. Мир и в самом деле тесен. А что с Лагартихой, ты говоришь?
— Погиб.
— Как это — погиб? — ошеломленно спросила Беатрис. — Но… когда? Каким образом?
— А вот только что. Возьми почитай… — Пико достал из кармана «Критику» и протянул Беатрис. — Четвертая полоса, внизу.
Они остановились у витрины. Беатрис развернула газету, Пико ткнул пальцем в набранный жирным шрифтом заголовок «ПОКУШЕНИЕ НА ЧЛЕНА ХУНТЫ».
...«14 марта. Как нам сообщили в управлении федеральной полиции, вчера во второй половине дня была произведена попытка покушения на жизнь одного из руководителей военной хунты. Автомобиль, в котором следовал вице-адмирал Рудольфо А. Гальван, подвергся обстрелу на 5-м километре шоссе Энсенада — Ла-Плата. Благодаря энергичным действиям охраны преступная попытка не удалась и все злоумышленники погибли в завязавшейся перестрелке. Среди сопровождавших вице-адмирала жертв нет. Личности убитых террористов устанавливаются следственными органами».
Дочитав сообщение, Беатрис молча перевела взгляд на Пико.
— Боже, какой кошмар, — выговорила она наконец. — Но… почему ты думаешь, что Освальдо?.. Здесь ведь никаких имен…
— Я просто знаю. — Пико забрал у нее газету и ловко сложил, помогая себе подбородком. — Рамон мне сказал вчера. Ну, идем. — Он сунул газету в карман и тронул Беатрис за локоть.
— Подожди, ты хочешь сказать, что и Рамон в этом участвовал? Рамон Беренгер?
— Нет, напротив, он пытался их отговорить. Там был Пибе Карденас и еще двое. Тех я не знал.
— Но Освальдо… Нет, я все-таки не понимаю! Почему он вообще оказался в оппозиции? Тогда, в ноябре, министр предложил ему возглавить комиссию по…
— Дорита, не будь наивной, с ноября месяца у нас исчезло много министров. Я не знаю точно, как там получилось, но в декабре Освальдо уже был в подполье. Ночевал то у меня, то у Хиля Ларральде, то еще у кого-то. И кричал, что перестреляет всю эту сволочь. Желание понятное — трудно его не испытать, когда видишь все, что делается в стране, — но террор все же не метод, это и я ему говорил, и Рамон сколько раз с ним спорил. Я его пытался заинтересовать профсоюзной деятельностью, но куда там… Ты, кстати, когда думаешь приступить к работе?
— Чем скорее, тем лучше.
— Если хочешь, зайдем сейчас, я тебя познакомлю с Пересом и другими ребятами.
— Нет, Пико, не сегодня. Я устала, и потом мне еще нужно… — Она оглянулась и увидела телефонную будку на другой стороне улицы. — Мне сегодня нужно повидаться с одним человеком, ты позвони вечером — договоримся на завтра.