У черты заката. Ступи за ограду - Страница 282

282

— Ладно, — кивнул Пико. — Я тогда пошел. Ну, чао!

Беатрис перешла улицу и плотно прикрыла за собой дверь будки. Набрав номер, она стала терпеливо ждать, покусывая кожицу на губе и изучая вывешенный над аппаратом список телефонных подстанций Большого Буэнос-Айреса. Почему-то там всегда не торопятся снимать трубку… 290 — Аэропорт, 78 — Агуэро, 93 — Альмагро, 55 — Андес, 27 — Арсенал. Если его сейчас не окажется, она больше не позвонит. Или позвонит в любом случае?

— Попросите Гейма, пожалуйста, — сказала она, услышав женский голос. — Что? Это не имеет значения, скажите, что его просят к телефону, и ничего больше. Благодарю вас. Нет, я не вешаю…

21 — Барракас, 76 — Бельграно, 656 — Белья Виста, 201 — Берасатеги, 202 — Берналь. Интересно все же, подойдет он или не подойдет?

— Ола, — сказала она, когда он подошел. — Здравствуй, Хуан… Да, как видишь. Точнее — как слышишь. Ну да, конечно, из города, я прилетела час назад. Что? Ничего, спасибо. Послушай, Хуан… Да? А-а, нет, ничего. Послушай, ты свободен сейчас? Приезжай в «Молино»… Ну что ты, не знаешь, у Конгресса, угол Кальяо и Ривадавии… Да, через полчаса.

Войдя в знакомый, разукрашенный со смешной пышностью начала века зал «Эль Молино», Беатрис сразу увидела Яна за одним из столиков вблизи от входа. Он вскочил, отодвинул для нее стул, поцеловал руку.

— Здравствуй, Хуан, — сказала она очень тихо, — как поживаешь?..

Они посидели, помолчали. Потом Беатрис украдкой посмотрела на Яна.

— Я тогда хотела тебе позвонить, — сказала она со вздохом. — Но папа взял с меня слово, что я не буду…

Ян кашлянул, скручивая трубочкой салфетку.

— Ну, как ты там жила? — спросил он, глядя куда-то мимо.

— О, — Беатрис пожала плечами. — В общем, плохо.

— Беатриче.

— Да?

— Видишь ли… Пока тебя не было, я тут о многом передумал… — Он помолчал, не глядя на Беатрис, и продолжал чуть ироническим тоном: — Никогда ведь не поздно признавать свои ошибки, не правда ли? Без тебя я понял, какую ошибку совершил тогда… в Мар-дель-Плата. Мне следовало в первый же день сделать тебе предложение, Беатриче. Но ты помнишь, как я тогда на это смотрел… Мы однажды говорили на эту тему, помнишь?

— Конечно, — сдавленным голосом сказала Беатрис. — И что же?

— Видишь ли… Я решил исправить ошибку и сделать тебе это предложение сейчас. Не подумай, что изменился мой взгляд на мир и его будущее… Изменилась лишь оценка того, что внесла в мою жизнь ты. Раньше я просто не понимал, что значит для меня твое присутствие… — Иронические интонации, которыми Ян пытался замаскировать неловкость в начале разговора, исчезли теперь из его голоса. Беатрис чувствовала, что он сейчас искренен, как, пожалуй, никогда не был с нею до этого момента.

— Хуан, послушай, — вставила она торопливо, еще не зная, что хочет и сможет сказать, ей просто панически захотелось оборвать, прекратить эту бесцельную и мучительную исповедь. — Ты должен понять…

— Погоди, Беатриче, — властно сказал он. — Я давно все понял, и не это сейчас важно. Ты будешь моей женой?

— Нет. — Беатрис отрицательно качнула головой. — Нет, Хуан, это невозможно.

Он долго смотрел на нее.

— Но почему? Неужели из-за того разговора, Беатриче?

— Не говори глупостей. Тот разговор начала я, если ты помнишь. Неужели ты всерьез способен подумать, что я могла это сделать, хоть на миг допуская возможность выйти за тебя замуж? Мне тогда просто хотелось понять тебя.

— Вот как, — с видимым усилием выговорил. Ян. — Любопытно. Новый аспект «вечно женственного» — даже в постели заниматься психологическими исследованиями…

Он долго молчал, потом спросил:

— Могу я рассчитывать на то, что ты еще подумаешь?

— Боюсь, что нет, Хуан, — устало сказала Беатрис. — Я для этого и просила тебя прийти, чтобы мы раз и навсегда обо всем договорились. Извини, что я говорю так… жестко.

Ян усмехнулся углом рта:

— Ничего… моя нежная Беатриче. Я переживу и это.

— Хуан, — с упреком сказала Беатрис, — неужели ты думаешь, что я не страдаю от всего случившегося? Зачем нам еще мучить друг друга — после того, что мы уже сделали?

Ян ничего не ответил. Беатрис закусила губы и отвернулась к окну. На другой стороне Ривадавии, у входа в библиотеку Конгресса, мальчишка-газетчик сидел на перилах решетки, с трех сторон ограждающей спуск в метро. Что-то выкрикивая, он рассовывал прохожим газеты, с обезьяньей ловкостью выхватывая их из пачки, лежащей в надетом через плечо ремне.

— Ты еще не была дома? — спросил Ян, указав взглядом на дорожную сумку с надписью «Панагра», которую Беатрис положила на соседний стул.

— Нет, — сказала Беатрис. — Я прямо из аэропорта.

— Как прошел полет?

— Не знаю, наверное, нормально. Я не люблю летать, так что мне не понравилось.

— Очевидно, мы больше не увидимся, — сказал Ян не то вопросительно, не то просто констатируя факт.

— Я думаю, нет, — сказала Беатрис тихо. — Так будет лучше.

— Да, так будет просто чудесно. Волшебно и фантастически. Как в сказке!

— Хуан, я прошу тебя, — вздрагивающим голосом сказала Беатрис. — Я прекрасно знаю, что причинила тебе горе, но не мучай меня. Прости меня и не мучай, я очень тебя прошу…

— Разве я тебя мучаю? — Ян сделал весело-изумленное лицо, Беатрис опустила взгляд и увидела его пальцы, комкающие салфетку. — Я тебя мучаю, Беатриче? Странно. Что, в сущности, произошло? Ничего, самая банальная история. Роман в стиле двадцатого века — легкий, непродолжительный, без последствий. Какое же тут горе?

282