У черты заката. Ступи за ограду - Страница 29

— По правде сказать, мне вообще не особенно симпатичны попы, — сказал Хиль, потягиваясь. — Бог меня прости, но это так. Попы вообще и иезуиты в частности. Ну, я иду за пивом.

— Сиди, я принесу! Мне нужно разменять деньги.

Пико собрал пустые бутылки и ушел. Хиль закурил сигарету и, щурясь, стал смотреть на искрящуюся в просветах зелени реку, по которой медленно скользил с поднятыми веслами длинный гоночный скиф. Черт возьми, какие все же у этой Монтеро удивительные глаза — такая необыкновенная окраска радужной оболочки…

В это время девушка в коротком теннисном костюме и белом картузике с зеленым целлулоидным козырьком поднялась на террасу, весело размахивая ракеткой, и остановилась в замешательстве, увидев за своим столиком незнакомца. Почувствовав на себе ее взгляд, Хиль оглянулся и широким жестом указал на стул.

— Прошу! — крикнул он. — Сеньор Ретондаро пошел за выпивкой, сейчас вернется.

Девушка подошла и, кивнув Хилю застенчиво и высокомерно — тот с любопытством оглядел ее ноги, — села за стол, положив перед собой ракетку.

— Будьте как дома, — продолжал он, — все равно я вас знаю. Вы учитесь в лицее, верно?

— Верно, — подтвердила она, чуть приподняв брови.

— Ну вот, а меня зовут дон Хиль, только у меня нет зеленых штанов.

У девушки были красивые руки с тонкими пальцами, нежный румянец и чуть раскосые глаза креолки. Несмотря на все это, Хилю она не понравилась. Неженка и ломака, решил он, типичная недотрога из Баррио Норте.

— Вы, вероятно, друг Пико? — спросила она, явно не зная, о чем говорить, но чувствуя неловкость молчания. — Боюсь, он тоже изводит вас разговорами о политике… Это, похоже, единственная тема, что его вообще интересует.

Хиль медленно выпустил длинную струю дыма и откинулся назад вместе со стулом, балансируя на задних ножках.

— А вот и не угадали! На этот раз, представьте себе, мы с ним говорили не о политике. Сукин сын уговаривал меня не делать аборты — это, мол, незаконно. Крючкотвор, что вы хотите… В голове одни параграфы. Насчет легальной стороны дела не спорю — что незаконно, то незаконно. Но с другой стороны — жить-то надо? Вот чего он не учитывает. А платят врачам мизерно. Жаль, не было вас, — продолжал он, наслаждаясь ее растерянностью, — впрочем, он сейчас вернется, и мы продолжим.

— Послушайте, если вы собираетесь пробовать на мне свое остроумие, то я лучше встану и уйду. Я не люблю таких разговоров, дон Хиль.

— Один — ноль в вашу пользу, — поклонился Хиль. — Какие же разговоры вы любите? О цветах и поэзии?

— Вы не разбираетесь ни в том, ни в другом, держу пари.

— Верно, в гнойных воспалениях кишечника я разбираюсь куда лучше. Смотрите, вон идет наш крючкотвор.

— Как дела, Дорита? — осведомился Пико, ставя на стол бутылки. — Выиграла?

— Проиграла, — сердито отозвалась девушка.

— Сочувствую. Вы уже успели познакомиться?

— Более чем достаточно!

— Мы с Доритой поспорили из-за политики, — посмеиваясь, заявил Ларральде.

Девушка возмущенно взмахнула ресницами, но сдержалась и ничего не сказала.

— Ведь верно, Дорита? — не унимался тот.

— Дон Хиль, меня зовут Дора Беатрис, — холодно сказала она, не удостаивая его взглядом.

— Да хватит вам грызться, в самом деле! — воскликнул Пико, удивленно посмотрев на обоих. — Пейте лучше лимонад, пива больше нет, Хиль. Вы что, действительно поругались из-за политики? Ты меня удивляешь, Дорита. С каких это пор тебя интересуют политические разговоры? На каком же вы вопросе споткнулись?

— Экспансия США в Латинской Америке, — непринужденно назвал Хиль первую пришедшую ему в голову популярную тему. Пико фыркнул от смеха, поперхнувшись лимонадом, а Дора Беатрис выразительно пожала плечиками, как человек, вынужденный терпеть не первую глупость собеседника.

— Чего развеселился? — спросил он у Пико, ничего не понимая. — По-моему, вопрос достаточно злободневный.

— Еще бы — а, Дорита? Ты как на это смотришь?

Дора Беатрис ничего не ответила, продолжая тянуть через соломинку свой лимонад.

— Хорошо, Дорита, не обижайся, я больше не буду. Кстати, — повернулся он к Хилю, — ты помнишь этого баска Арисменди, который перевелся к нам со второго курса медицинского?

— Помню, как же. Он сейчас у вас? Еще бы не помнить — мы с ним были в одной группе. А ты знаешь, почему он перевелся? Это целая потеха. Он не любил работать с трупами, и мы раз — смеха ради — нарочно подсунули ему такой, знаешь, выдержанный… Он там черт знает сколько времени валялся в рефрижераторной камере, вытащили его откуда-то из-под самого спуда, и выглядел покойник, надо признаться, по-настоящему мрачно…

Хиль засмеялся и взглянул на Беатрис, которая быстро поставила на стол свой стакан.

— Вот после того случая Арисменди и решил сменить факультет. Так что ты про него начал?

— Нет, это в связи с вопросом североамериканской экспансии… Арисменди недавно выступал на эту тему в Союзе демократической молодежи, я там тоже присутствовал. В основном он говорил о мерах противодействия, так потом на прениях такое началось — едва не дошло до драки. Ты понимаешь — мы считаем, что с этим можно бороться только путем создания независимой промышленной базы: пока ее нет, мы связаны по рукам и по ногам…

— Этого мало, — покачал головой Хиль. — Тут нужно что-то другое. Какая к черту может быть «независимая промышленная база» в наших условиях? Самообман, че! Мы строим заводы, а финансирует это тот же Уолл-стрит. Не знаю, до сих пор нам эта «индустриализация» помогала, как утопленнику клизма…