У черты заката. Ступи за ограду - Страница 291

К оглавлению

291

— Ну, хороший. Я и не говорю, что он плохой!

— И он, по-моему, вас любит.

Донья Элена вздохнула.

— Пейте лучше свой чай и молчите…

Беатрис последовала ее совету. Выпив чашку, она почувствовала, что начинает согреваться.

— Ужасно сегодня холодно, — сказала она. — Неужели Херардин гуляет?

— Да, Хиль сказал, что ему нужно гулять в любую погоду.

— Видите, у вас был бы и свой домашний врач…

— Я вас выпровожу! Не понимаю, почему женщина не может прожить одна, если у нее есть ребенок и дело…

— Но ведь Хиль вас любит. Донья Элена, а вам никогда не приходило в голову…

— Что?

— Что вы могли бы сделать его счастливым человеком.

— Возможно, Дора, — помолчав, сказала донья Элена. — Но этого ведь еще недостаточно. Когда выходишь замуж, то все-таки прежде всего думаешь о том, будешь ли счастлива сама…

Беатрис подумала и вздохнула.

— Наверное, вы правы, человек по своей природе слишком эгоистичен. Я хорошо знаю это на собственном примере. Но ведь — в принципе, донья Элена, — можно выйти замуж именно для того, чтобы сделать счастливым другого. Разве нет?

— Бывает и так. — Донья Элена невесело усмехнулась. — Не знаю только, хорошо ли такие браки кончаются. Приблизительно этого я и хотела, когда… вышла замуж за Херардо. Я считала, что так будет лучше для него. И что получилось?

Беатрис помолчала.

— А разве ваш брак… был несчастливым? — спросила она тихо. — Разве вы о нем жалеете?

— Я не жалею, Дора. Хотя бы потому, что теперь у меня есть Херардин…

— Конечно…

— Но все равно это оказалось совсем не то, вы понимаете. Ну, я не знаю… У меня все время было такое чувство, будто я навязалась Херардо и он мною тяготится. Конечно, он никогда этого не проявлял, но ведь женщина может и догадываться, верно? Я уж не говорю о том, что мне было тяжело, но ведь я видела все время, что ничего не сумела ему дать, что и ему тоже тяжело. Настоящему мужчине всегда тяжело, когда он не может ответить на любовь. А Херардо был настоящим мужчиной! Скажите, Дора… он любил вас?

Беатрис сделала усилие и посмотрела ей в глаза.

— Нет, донья Элена, — сказала она тихо.

— Странно, — сказала донья Элена, помолчав. — Мне казалось, что вас он должен был полюбить.

— Нет, — повторила Беатрис.

В передней скрипнула дверь, послышался голос доньи Марии и капризное хныканье Херардина.

— Ну вот и он, — сказала донья Элена, посмотрев на часы. — Чего это донья Мария так задержалась, ему уже пора есть…

— А почему мы хнычем? — весело спросила Беатрис, выйдя в переднюю. — Здравствуйте, донья Мария. — Она присела на корточки возле ребенка и прикоснулась щекой к его разрумянившемуся от холода личику. — Что случилось, сеньор?

— Сеньору бы все гулять да гулять, — сказала донья Мария, снимая пальто. — Ведите-ка его в детскую и раздевайте, я сейчас.

Беатрис встала и подала Херардину палец:

— Ну идем?

Малыш уцепился за палец и потащил ее к двери в гостиную.

— Мама! — сказал он требовательно.

— Нет, сеньор, — сказала Беатрис. — К маме нельзя, мама нездорова и может тебя заразить. Идем-ка лучше сюда…

Она подхватила его на руки и унесла в детскую.

— Ну, кто с тобой сегодня гулял? — спросила она, посадив Херардина на стол и расстегивая пальтишко. — Макбет был?

— Да, — сказал он, кивая белокурой головенкой. — Да, да.

— Конечно, Макбет от тебя ни на шаг. Давай-ка ручки. Вот так. А еще кто был?

— Кота, — важно сказал Херардин, немного подумав.

— О, и кошка тоже? Наверное, та, соседская. Ты ее не трогал?

Херардин отрицательно помотал головой и выставил ножку, чтобы поскорее сняли резиновый сапожок.

— Сейчас, милый. Значит, коту ты не трогал, это правильно. Они опасные, могут поцарапать. Большая была кота?

Херардин опять подумал и поднял кверху растопыренные ручонки.

— Ну, видишь! Куда это, такая громадная кота — больше тебя. Как Макбет, только Макбет добрый и чистый, а она злая и, наверное, грязная… А ну-ка ножки — не замерзли? Нет, ножки у нас теплые… Сейчас наденем ботиночки, погоди…

Переодев малыша, Беатрис взяла его на руки. Тот сразу бесцеремонно ухватил ее за ухо и повернул лицом к окну.

— Гага, — сообщил он деловито, показывая на сидящего снаружи на подоконнике мокрого воробья.

— Да, да, такая же, как ты, милый… — Беатрис крепко зажмурилась и прижалась лицом к теплому тельцу ребенка. Сердечко его билось четко и быстро, как у пойманной в ладони птички. — Мой маленький, — шептала Беатрис торопливо, чувствуя, как слезы текут по ее щекам, — мой маленький, моя радость…

С конца июля события в Египте приковали к себе всеобщее внимание. Слова «Суэцкий канал», «Насер», «Ближний Восток» запестрели в газетных заголовках, начались разговоры о возможности войны. Второго августа в Англии была объявлена частичная мобилизация резервистов, четвертого из Портсмута вышел курсом на Мальту авианосец «Тезей» с парашютной бригадой на борту. Беатрис опять начала читать газеты.

Однажды, перед концом рабочего дня, к ней в комнату вошел Пико.

— Послушай, — сказал он, морщась от дыма сигареты, — ты так и собираешься умереть невеждой?

— Не хотелось бы, — ответила Беатрис. — А что?

— Кончай свои дела, и я тебя свезу в одно место. Будет говорить твой приятель, Хуарес.

— О чем, о канале? — Беатрис выразительно вздохнула. — Я за эти дни столько наслушалась о Египте…

291