У черты заката. Ступи за ограду - Страница 292

292

— Не беспокойся, Хуарес будет говорить не о канале.

— Дело в том, что сейчас все митинги в основном по поводу канала, — все еще недоверчиво сказала Беатрис. — А когда слишком много говорят про одно и то же, это уже просто не воспринимается…

— Я тебе говорю, собрание по другому поводу! Собирайся, иначе опоздаем.

Собрание происходило далеко — в Боке, возле рыболовного порта. Автобус долго вез их по грязным улицам с высокими тротуарами и странными домами, обшитыми гофрированным железом и окрашенными в неожиданно яркие цвета — синий, оранжевый, фиолетовый. Когда они приехали, большой зал с низким потолком был уже набит битком и основательно прокурен. Пико взял Беатрис за руку и потащил сквозь толпу; на них недовольно оглядывались, но, увидев девушку и однорукого парня, теснились и уступали дорогу.

— Будем стоять здесь, — сказал Пико, добравшись до двери с надписью «Запасной выход». — В случае чего, выскакивай сразу.

— А какой может быть случай?

— Всякий, — неопределенно ответил Пико.

На эстраде уже кто-то говорил, но было шумно, и Беатрис плохо разбирала, о чем идет речь. Потом в зале началось движение, перед Беатрис оказался высокий плечистый мужчина в комбинезоне, пахнущем чем-то машинным; поднимаясь на цыпочки и выглядывая из-за его плеча, она увидела на эстраде Хуареса.

Он начал говорить, но первых его слов Беатрис не услышала. Потом кто-то крикнул: «Громче!!» — и Хуарес повысил голос.

— Если можно, немного тишины, компаньерос, — сказал он. — Помещение большое, а микрофонов у нас нет. Тише, прошу вас!

В зале стало немного тише. Хуарес достал скомканный платок и отер лоб.

— Так я продолжу, компаньерос. Конечно, нельзя не согласиться с тем, что здесь говорил только что уважаемый доктор Арау, но и ограничиться этим было бы большой ошибкой. Большой и очень опасной ошибкой, компаньерос! Положение серьезнее, чем считает доктор… или, во всяком случае, делает вид, что считает!

— Я попросил бы уважаемого оратора воздержаться от… — прервал Хуареса чей-то возмущенный голос, очевидно принадлежащий уважаемому доктору Арау. Беатрис развеселилась — политический митинг начинал очень уж смахивать на один из так хорошо знакомых ей университетских диспутов. Ей даже показалось, что она где-то слышала фамилию уважаемого доктора.

— Прошу прощения, — очень вежливо отозвался Хуарес, — я далек от мысли обвинить вас в намерении сознательно ввести слушателей в заблуждение. Просто иной раз случается, что заблуждаемся мы сами и, чувствуя это, пытаемся убедить в обратном самих себя… ну, а заодно и окружающих. Еще раз прошу меня извинить. Так вот, компаньерос! Уважаемый доктор Арау несомненно прав, говоря о тенденции некоторых наших предпринимателей вернуться к допероновским временам в смысле свободы действий по отношению к рабочим. Не будем закрывать глаза на тот факт, что трудовое законодательство Аргентина получила, в основном, при свергнутом режиме…

— Перонист!! — закричали в зале. — На канонерку!! В Парагвай!!

В той стороне зала, откуда раздались выкрики, опять стало шумно.

Переждав минуту, Хуарес продолжал говорить:

— Поэтому кое-какие сеньоры, при Пероне бывшие в оппозиции, сочли падение диктатора удобным моментом для того, чтобы попытаться затормозить социальный прогресс в нашей стране и отнять у аргентинского рабочего даже те скромные завоевания, которых он сумел добиться за последние годы. В этом мы согласны с уважаемым доктором, но дальше мы с ним согласиться не можем. Нас пытаются уверить, что речь идет всего-навсего об отдельных озлобленных реакционерах, до которых еще «не дошли руки» временного правительства, — о кучке реакционеров, которым пока удается еще обманывать власть. Все это очень неприятно, говорит доктор Арау, но это всего лишь частные случаи, которые не следует обобщать. А я говорю: следует! Тридцать тысяч незаконно уволенных за последние полгода — это, компаньерос, уже не «частный случай»! Это становится системой! Зная, какими силами располагает военная хунта, мы не можем всерьез поверить, что она не в состоянии положить конец наглости этих «отдельных реакционеров», как их успокоительно называет доктор Арау. Хунта реагирует очень быстро и очень действенно, как только в столице вспыхивает очередная забастовка, но с причинами, порождающими эти забастовки, она, видите ли, справиться не может! Или она их не видит? Но если правительство не видит, что делается в стране, то оно слепо. Слепо, компаньерос! Кто из нас согласится доверить жизнь своей семьи слепому шоферу? Однако слепое правительство мы терпим, мы доверили ему существование Республики и продолжаем доверять, хотя оно уже восьмой месяц нарушает конституцию, отказывая народу в свободных выборах…

— Господи, он сошел с ума, — шепнула Беатрис, тронув Пико за локоть. — Его же арестуют!

— Тсс, молчи… Он знает, что говорит, — быстро ответил Пико, — юридически к этому не прицепишься — выступление в защиту конституционных прав…

— Нам обещали выборы в начале года, — громко продолжал Хуарес, — но сейчас уже август, а в стране еще не снято военное положение! Силы реакции, с каждым днем все более открыто и безнаказанно, бросают вызов аргентинской демократии, а считающий себя демократом доктор Арау объявляет их действия «частными случаями» и призывает нас не заниматься «ошибочными обобщениями». Нет, здесь нужно именно обобщать, компаньерос, именно обобщать отдельные явления и уметь видеть их внутреннюю связь, их преступную логику…

292