— Ничего. Скажите, а разве следить за исправностью проводки не входит в обязанности дежурных электриков? Не может ли дирекция сказать, что замыкание, вызвавшее пожар, как раз и случилось по их недосмотру?
— Сказать-то они могут все, что хотите, компаньора, но вы посудите сами — одно дело следить за исправностью, когда проводка в порядке, а другое — когда ее уже десять лет как пора менять. Они и так только этим и занимаются — там сменят, там подмотают ленты, а оно, смотришь, в другом месте замкнуло. Конечно, какой-то кусок можно всегда заменить, а ежели всю проводку — так это нужно весь склад отключить на несколько дней, и опять же нужен кабель. Они, видать, еще когда монтаж делали, так решили экономию навести — сечение всюду ниже нормы, провода греются, изоляция сохнет. Там сейчас возьмешь кусок старого кабеля, а он в пальцах крошится, уже не резина, а уголь…
Беатрис опять пишет, потом снова спрашивает, пишет, меняет в машинке еще один лист. Наконец с этим покончено. Она заканчивает строчку, привычно отстукивает установленную формулу «да свершится правосудие» и с треском выдергивает лист из каретки. Потом читает все написанное вслух — медленно, делая паузу после каждой фразы. Компаньеро слушает и кивает головой.
— А кто теперь этим займется? — спрашивает он, вытерев руки платком и осторожно нацарапав внизу листа свою подпись.
— Дело, очевидно, будет вести доктор Фигероа, — говорит Беатрис. — Очень хороший адвокат, вы можете не сомневаться.
— Если бы доктор Ретондаро, — с сожалением вздыхает компаньеро.
Беатрис пожимает плечами:
— Что же делать, доктору Ретондаро самому скоро понадобится адвокат. Ну хорошо, компаньеро, у меня пока все! Мы будем держать вас в курсе, если будут новости — сообщим…
Они выходят вместе, и Беатрис стучится в дверь к секретарю профсоюза, компаньеро Пересу. Тот, по обыкновению, сидит без пиджака, толстый и плохо выбритый.
— Что там у тебя, дочка? — спрашивает он, уткнувшись в телефонный справочник.
— Вот, почитайте, — Беатрис кладет перед ним листы. — Это по делу пожара на «Иландериас Ламотт». Оказывается, их предупреждали.
Компаньеро Перес берет с края пепельницы тлеющую сигарету и погружается в чтение.
— Ну что ж, хорошо, — кивает он. — Это, конечно, меняет дело. Тут уже есть за что зацепиться…
— Кстати, — говорит Беатрис, — кому, вы думаете, можно это поручить?
— Вот это я просто и не знаю. — Компаньеро Перес озабоченно пыхтит. — Сейчас они все заняты, скоро конец сессий…
— Я бы посоветовала доктора Фигероа. Дело серьезное, здесь нужно действовать наверняка.
— Гм, Фигероа… Фигероа занят еще больше, чем кто-нибудь. Во всяком случае, попытайся с ним поговорить, может, уломаешь. А? Я-то не против.
— Хорошо, я завтра же ему позвоню, с утра.
Когда Беатрис возвращается к себе, там уже сидит новый посетитель — доктор Ларральде, дон Хиль Зеленые Штаны.
— Пролетарский привет неутомимой защитнице интересов трудящихся, — говорит он. — Долго еще вы намерены их защищать?
— Здравствуйте, дон Хиль. Откуда это вы вынырнули?
— Был на эпидемии, донья инфанта. Это правда, что вы выходите замуж?
Беатрис улыбается:
— Правда, дон Хиль. Видите, я вас обскакала.
— За вами угонишься! Это тот самый янки, я слышал?
— Да, тот самый.
— Могли бы найти и аргентинца, че. Ладно, дело ваше. Валяйте, донья инфанта, приобщайтесь к жизни. Рожать-то собираетесь?
— Д-да, конечно, — говорит Беатрис, храбро выдерживая подтрунивающий взгляд медика. — Надеюсь, дон Хиль, не один раз.
— Смотрите, какой молодец. А то ведь это сейчас не модно, современные дамочки любят жить без забот. Когда же свадьба?
— Не знаю, дон Хиль! Фрэнк пока без работы, вернее, без постоянной — пока только всякие консультации и все такое…
Она вспоминает о пяти часах и опять улыбается.
— То-то вы сияете, — говорит Хиль. — Подцепила жениха и радуется!
— Конечно, радуюсь, — кивает Беатрис. — А что же мне — плакать? Дон Хиль, а когда будете радоваться вы?
— Это насчет женитьбы? — Хиль усмехается. — Ничего не выйдет, донья инфанта. При всей моей блудливости, я все же человек постоянный.
— Я понимаю, — сочувственно говорит Беатрис. — Но вы думаете, донья Элена…
Хиль, закуривая, отрицательно мотает головой.
— Никогда, — говорит он, окутавшись дымом. — Она слишком поглощена своим сыном, своей работой… А я для нее — просто друг дома, и в таковом качестве, надо полагать, просуществую до конца. — Он опять усмехается, не очень-то весело, и подмигивает: — А что, донья инфанта, в этом даже есть свои преимущества!
Беатрис смотрит на него задумчиво.
— Я не совсем понимаю, — говорит она. — Что вообще донья Элена думает делать? Ведь это даже… неестественно. Такая молодая женщина, красивая… Не может же она вообще обойтись без личной жизни…
— Может, донья инфанта, — говорит Хиль. — В том-то и беда, что может. Видите ли, эта самая «личная жизнь» началась для нее так рано и так интенсивно, что годам к двадцати Элена вполне уже могла потерять к ней всякий интерес. Очень можно себе представить, что сейчас для нее и в самом деле не существует ничего, кроме сына…
Он умолкает, мрачно уставившись в одну точку, но через минуту встряхивается и принимает свой обычный вид.
— Послушайте, донья инфанта, я ведь зашел узнать — как там наш однорукий? Что о нем слышно?