У черты заката. Ступи за ограду - Страница 97


К оглавлению

97

Фрэнки, милый, я давно не чувствовала себя так хорошо. Ты был прав, конечно, все это объяснялось нервами. Я здесь всего три недели и уже стала совершенно другим человеком. Кстати, я задержусь здесь до Нового года, потому что одни наши знакомые в Кордове пригласили нас с папой на рождество, так что он приедет сюда. Вот сейчас я вижу, что люблю тебя по-настоящему. Все эти страхи были ни к чему, просто как наваждение. Впрочем, в последнем письме я все это тебе уже написала. Ты можешь быть совершенно спокоен. Я дала тебе слово, любимый, и тебе никогда не придется говорить, что одна из Альварадо тебя обманула…»

Над зеленым ущельем, в хрустальном небе Кордовы, пламенело легкое и неистовое горное солнце, запутавшийся в стальной паутине мачт, сердитым шмелем гудел ветер. Серая кобылка, привязанная к дикой яблоне, то ли соскучилась, то ли просто объела все, до чего могла дотянуться, и заржала сердито и звонко.

— Иду-у! — крикнула Беатрис, дописывая четвертый листок. — Сейчас иду, Бонита, закончу письмо — и едем! Подожди еще две минутки…

11

Вернуться домой к рождеству Жерар не успел. Дождавшись сухой погоды, он распрощался со своими собутыльниками и погнал машину на Юг. На второй день пути расплавились шатунные подшипники. Случилось это в такой дыре, где не было ни запасных частей, ни даже хорошего механика; с пустяковым делом провозились еще трое суток. Пока ремонтировали машину, Жерар кое-как привел себя в порядок, отоспался, сбрил бороду. Лишь двадцать восьмого вечером он приехал в «Бельявисту».

— Дон Херардо вернулся! — обрадованно закричала выбежавшая на крыльцо кухарка и тут же ахнула: — Угодники небесные, что с вами? Вы болели?

— Нет, донья Мария, — ответил Жерар, пожимая ей руку. — Я здоров. Сеньора дома?

— Дома, ванну принимает… Да как же вы здоровы, посмотрите на себя!

— Ничего, ничего. Вы только не делитесь своими впечатлениями с сеньорой, хорошо?

— Хорошо, дон Херардо, — кивнула та, глядя на него почти со страхом.

Похлопывая по голове Макбета, Жерар подошел к двери ванной комнаты и легонько постучался:

— Алло, шери… Угадай, кто приехал…

— Херардо! — ахнула за дверью Беба. Послышался плеск воды. — Херардо, милый, я сейчас… Только оденусь, минутку!

— Вообще-то не обязательно, — сказал Жерар. — Как ты без меня здесь жила? Скучала?

— О, как ты можешь спрашивать!.. А ты скучал?

— Конечно. Никаких новостей?

— Да нет… О, я перевезла все твои вещи и картины, знаешь?

— Правильно сделала. Скоро ты?

— Две минутки, querido… Знаешь, чем я занималась без тебя?

— Нет, не знаю.

— Слушала серьезную музыку, вот! Ты говорил, что у меня плохой вкус, помнишь? Так вот…

— Шери, я не дождусь и снова уеду…

— Ну подожди, Херардито, всего три минутки, я уже наполовину готова. Так вот, я купила магнитофон, потом поехала к Лоттермозеру и попросила отобрать все лучшие записи. У меня теперь целая куча бобин. Много французов, знаешь? Равель, Дебюсси, Сен-Санс, потом, конечно, другие — всякие, не только французы. Ты доволен?

— Конечно, — улыбнулся Жерар, разглядывая свои руки. — Конечно доволен. Кто тебе посоветовал Дебюсси?

— О, это там, у Лоттермозера. Они меня спросили — для кого, и я сказала, что это один француз, художник и так далее. Они угадали?

— Угадали, еще бы.

— Ой, как я рада! Сейчас иду, Херардо, сейчас иду. Много ты работал на Севере?

Жерар сунул руки в карманы.

— Н-нет, шери, — сказал он равнодушным голосом. — Я там вообще не работал… Так, просто поездил, посмотрел…

На другой день с утра Беба уехала в столицу за покупками — нужно было готовиться к празднику. Договорились, что Жерар отгонит джип и встретится с нею вечером, чтобы вернуться вместе.

— Только смотри, вести буду я, — сказала она, усаживаясь в машину. — Увидишь, как у меня теперь получается. Так, значит, ровно в шесть, возле отеля «Пласа»…

Садовник перед гаражом окатывал джип из шланга. Сильная струя с гулом била в железную обшивку, смывая куски присохшей грязи, и дробилась на солнце в радужную водяную пыль.

— Да бросьте вы его, дон Луис, — сказал Жерар. — Охота вам возиться, в самом деле…

— Уже все, — ответил тот. — Не люблю вида грязной машины.

Окатив еще раз ветровое стекло и сиденья, он бросил шланг и, войдя в гараж, перекрыл воду.

— Так говорите, Север вам не понравился, — сказал он, укладывая резиновую кишку аккуратной бухтой.

— М-да, уж этот ваш Север… — Жерар покачал головой. — Вернее, нужно сказать: «Уж это ваше правительство…»

Вытерев руки ветошью, дон Луис подошел к верстаку, по которому были аккуратно разложены детали разобранной ручной мотокосилки. Жерар присел на ящик с инструментом, взял с верстака нож и дощечку и принялся машинальными движениями ее обстругивать.

— «Нашим» его можно назвать лишь весьма условно, — отозвался дон Луис, поднося к глазам маленькую шестеренку. — Будь оно нашим…

Он пожал плечами и стал протирать шестеренку смоченной в керосине тряпкой.

— Все-таки, — сказал Жерар, — я в ваших аргентинских делах чего-то не понимаю. Послушать одних — Перон чуть ли не коммунист: предпринимателей прижимает, законы о труде провел, о защите интересов рабочих говорит в каждой своей речи… С другой стороны, многие из моих знакомых считают его фашистом, поскольку он провозгласил себя «лидером нации», разогнал партии, оставив только свою собственную, задавил гласную оппозицию… Словом, в этом плане ведет себя вполне по-гитлеровски. Картина и в самом деле противоречивая. Во всяком случае, то, что я видел на Севере, с разговорами о защите интересов простого народа как-то не согласуется…

97