На этот раз ей действительно удалось поспать, но сон не принес отдыха — она проснулась совершенно разбитая. Солнца в комнате уже не было, красные лучи освещали крышу соседнего дома за садом. Было душно. Беатрис умылась холодной водой, включила настольный вентилятор и села рядом, подставляя щеки прохладной воздушной струе.
Нет, дольше бороться с собой невозможно. Будь что будет, она должна это сделать. «Будь что будет» — откуда эта фраза? Что-то связанное с историей…
Ее взгляд упал на картину. Ах да! Это же сказал мессир Робер де Бодрикур, провожая Жанну в воротах Вокулёра: «Va, et advienne que pourra»…
Вот именно. Поезжай, и будь что будет; ты должна ехать, это сознание гонит тебя так же, как пастушку из Домреми гнали ее таинственные голоса. Но ведь есть прямое запрещение падре Франсиско, едва слышно шепнул в ней внутренний голос. Да, есть, она о нем помнит. Но ей теперь все равно, она должна, и она поедет — advienne que pourra.
Двигаясь как сомнамбула, она пошла в гардеробную, переоделась, потом вернулась к себе, выдвинула один из ящичков испанского секретера и переложила в кошелек все деньги — сбережения на покупку новой сумочки.
Мисс Пэйдж встретила ее на лестнице и удивленно вскинула брови:
— Вы уходите?
— Я выйду погулять, мисс Пэйдж, у меня болит голова…
— Почему же вы не поехали с отцом, Дора, он ведь вам предлагал?
Беатрис пожала плечами и ничего не ответила.
На Альвеар она долго и безуспешно пыталась остановить такси; как всегда в субботу после обеда, транспорт был перегружен. Сообразив наконец, что здесь она свободного такси не найдет, Беатрис доехала троллейбусом до Пласа Италиа. После долгого ожидания ей удалось наконец поймать машину с красным флажком «свободно», но шофер наотрез отказался ехать за город. Она обратилась еще к двум, умоляла, совала деньги — все было напрасно. Наконец ей вспомнилось, что Линдстромы живут совсем близко, за Ботаническим садом; Норма звонила ей на прошлой неделе, только что вернувшись из Мирамара. Беатрис вбежала в будку, порылась в сумочке и торопливо набрала номер.
— Что угодно? — спросил вышколенный голос лакея.
— Антонио? Попросите к телефону Норму, пожалуйста… Скажите, что ее спрашивает Беатрис.
— Слушаюсь, сеньорита Беатрис, будьте любезны не вешать трубку.
Наступило молчание. Беатрис лихорадочно кусала губы, трубка в ее руке стала горячей и влажной.
— Ола, это ты, Би? — запищал наконец голосок Нормы.
— Здравствуй, Норма. Я…
— Ой, дорогая, как это мило с твоей стороны — еще пять минут — и ты бы меня не застала, мы едем с Качо куда-нибудь потанцевать! Не хочешь с нами? У нас сейчас сидит мой кузен, курсант военного колледжа. Бедняга остался без девушки, сидит мрачный и дует виски. Выручи его, Би, он, знаешь, танцует как бог…
— Прости, Норма, сегодня не могу. Я…
— Ой, как жаль, Би, дорогая. А ты знаешь, что я тебе расскажу про эту тихоню Хэйди? Вообрази, в Мирамаре…
Норма сделала многозначительную паузу. Воспользовавшись этим, Беатрис торопливо сказала:
— Прости, мне некогда. Я хотела спросить — ты не одолжишь мне машину на несколько часов? Мне очень нужно съездить в одно место, а наша занята…
— Ну конечно, Би, что за вопрос, ведь я тебе говорила — в любое время…
— Спасибо, Норма, так я зайду?
— Ага, приходи, я скажу Антонио, чтобы приготовил. Так ты никак не хочешь на танцы? Как жаль, Би, дорогая, боюсь, что не смогу тебя встретить — Качо уже полчаса как торопит. Ой, ты непременно приезжай завтра, я тебе расскажу про Хэйди, вообрази, она завела себе купальник «бикини» — совсем ничего нет, одни ленточки — и так кокетничала с…
— Хорошо, Норма, потом. Не забудь предупредить Антонио, я зайду через несколько минут.
Беатрис повесила трубку.
Подойдя к высокому новому дому, где Линдстромы занимали целый этаж, она убедилась, что Норма не забыла о своем обещании. Ее маленький «фиат» уже стоял у выезда из подземного гаража, лакей в желтой полосатой куртке похаживал около, крутя на пальце ключи.
Всю дорогу она старалась не думать о том, что произойдет в «Бельявисте». Она увидит Джерри, и все. А потом… Все равно, теперь уже она не остановится ни перед чем.
Только когда впереди показался знакомый столб с повернутым вправо указателем, ее вдруг охватил страх. Она провела машину через мостик и затормозила, глядя на темнеющие впереди эвкалипты. Ты еще можешь повернуть назад. Подумай еще, пока не поздно. Пока еще есть последняя возможность…
Нет, этой возможности уже нет. И ты это знаешь. Теперь уже поздно думать о благоразумии, о собственном достоинстве, о чести фамилии Альварадо. Теперь уже ничто не зависит от тебя, тебя уже вообще нет — есть только твоя любовь, в жертву которой ты сейчас принесешь все. Все без остатка.
С минуту она сидела неподвижно, закрыв глаза и беззвучно шепча слова какой-то молитвы. Сзади, по шоссе, с ревом пронесся автобус, Точно разбуженная этим шумом, Беатрис вздрогнула и включила мотор.
Вернувшись к Линдстромам, она сдала машину, ровным тоном извинилась перед Антонио за беспокойство и пошла по улице, не разбирая дороги.
Лицо ее казалось совершенно спокойным. Но это не была та маска деланного безразличия, которую всякая уважающая себя аргентинка носит на улице в защиту от приставаний фланирующих бездельников; лицо Беатрис окаменело от горя. Четко постукивая каблучками, она шла своей прямой и чуть колеблющейся походкой, и ей хотелось разорвать на себе одежду, упасть наземь и биться лицом о желтые плитки тротуара, крича от боли, от кошмарного сознания никогда не поправимой ошибки.